В марте в районе Бачатского разреза произошло землетрясение магнитудой 3-4 балла, на расследование которого прибыла комиссия МЧС. 

По ее предварительным выводам, это был не природный, а техногенный толчок, с чем категорически не согласились владельцы разреза. Они утверждают (и как будто это подтвердилось в ходе проверки), что взрывные работы не совпали по времени с землетрясениями. 
Как ни странно, в официальных сообщениях по этому поводу не было упоминаний о подобной локальной сейсмической активности, которая далеко не первый год фиксируется в районе шахтерского города Полысаево. Если не ошибаюсь, природа тамошних микроземлетрясений остается также не проясненной до конца. Кстати, район Бачатского поселка тоже трясет не впервые — подобный толчок был зарегистрирован в феврале прошлого года. И, боюсь, со временем число “загадочных явлений” в недрах Кузбасса будет только расти… 
 
За последние десять лет добыча угля в Кузбассе росла стремительными темпами и обогнала советский уровень, достигнув в 2012 году рекордной величины — 200 миллионов тонн. Этому можно только радоваться, если бы не негативные последствия, сопутствующие неудержимому росту. Самое страшное из них — аварии на шахтах, сопряженные с массовой гибелью горняков. 
 
Почему-то все эти катастрофы происходили на крупных и лучших в Кузбассе шахтах (“Юбилейной”, “Ульяновской”, “Распадской” и других), оснащенных самыми современными средствами угледобычи и контроля. Да, человеческий фактор играет гигантскую роль. Но только ли он один? Я не шахтер по профессии, но тем не менее рискну утверждать, что есть и другие причины, о которых официально не принято говорить. К такому выводу я пришел, беседуя с опытными специалистами-горняками, которых немало среди моих друзей и от которых я услышал несколько иные версии, объясняющие аварии. Одна из основных — опрометчивый и почти абсолютный отказ кузбасского углепрома от практического опыта гидродобычи на сверхкатегорийных шахтах после их приватизации, а также ликвидация научного полигона этой технологии — ВНИИГидроугля, закрытого много лет назад. 
 
Вторая версия носит сугубо технический характер и заключается в некомплексном переоснащении шахт под новую производительную технику. Дело в том, что современные угольные комбайны имеют более высокие линейные скорости резания. Но ведь угольные пласты неоднородны, в них имеются включения кремнистой породы, а в местах ее контакта с металлическими резцами возможно образование искры. (Проверить это несложно: выберите кусок кварцита из отвальной шахтной породы, которой отсыпают откосы автодорог, и чиркните им в затемненном помещении по металлическому предмету. Вот вам и искра.) Во всех справочниках написано, что подобная техника используется только на предварительно дегазированных забоях. Но это на бумаге. На практике зачастую все наоборот: сначала технику устанавливают и начинают эксплуатировать, а потом только намечают дегазацию. 
 
И, наконец, третья версия, заключающаяся в неблагоприятном соседстве шахт и разрезов, в которых уголь добывается взрывным способом. Для большей убедительности напомню о новых технологиях извлечения газов из сланцевых и угольных пород, широко используемых в США и Канаде. Они заключаются в бурении наклонных скважин-коллекторов и в проведении на определенном расстоянии от них микровзрывов для трещинообразования и повышения газоотдачи. Теперь представим вместо скважин шахтный забой, а вблизи его разрез, сотрясаемый мощными взрывами. Весьма вероятно, что по образовавшимся трещинам метан проникает в забой. 
 
Кстати, разрез разрезу рознь. В конце 90-х годов, будучи в Казахстане в командировке, я видел на угольном разрезе под Экибастузом принципиально иной способ добычи при помощи мощного роторного комбайна, работающего без взрывов и пылеобразования. Нашим угледобытчикам не мешало бы ознакомиться с опытом южного соседа и использовать его в проблемных районах. 
В свое время в “Кузнецком рабочем” (5.04.2011 года) была публикация горного мастера Сергея Улагашева, в которой он на основе своего производственного опыта и зарубежной информации писал, что мощные взрывы могут стать спусковым крючком для природных землетрясений. Так не в этом ли кроется причина “загадочных толчков” на Бочатском разрезе и под Полысаево? 
Между тем в Кузбассе разрезы вперемежку с шахтами работают вблизи тектонического разлома, проходящего по югу региона, который отнесен к сейсмоопасным районам. Это я знаю достоверно, а вот в том, что в сегодняшней России ведутся научные изыскания в области возможного воздействия горных разработок на сейсмическую ситуацию в регионах с неспокойной тектоникой, совсем не уверен. Скорее, уверен в обратном. 
 
Но кому, как ни властям Кузбасса, следует выступить инициатором и заказчиком такого исследования. Угольный бизнес в нем вряд ли будет заинтересован. 
И, наконец, сошлюсь на статью в газете “Кузбасс” (“В низком тренде”, 14.02.2013 года), где отмечено, что в 2012 году Кемеровская область по темпам экономического развития заняла в Сибирском федеральном округе последнее 12-е место (98,1 процента к уровню 2011 года). Как совместить это печальное обстоятельство с тем, что в тот же год был поставлен рекорд по добыче угля? Такой вот экономический парадокс. А не свидетельствует ли он о том, что подобные рекорды ведут Кузбасс в тупик?
Автор:  Юрий Канаев, советник Российской инженерной академии
Еще
Еще В Новокузнецке

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Смотрите так же

Поправки в областной бюджет

Областные парламентарии внесли изменения в областной бюджет, а также в региональный закон …