На открытии в Художественном музее юбилейной (и потому ретроспективной) выставки Анатолия Брызгунова много говорилось об оригинальности этого живописца, чьи картины безошибочно узнаются в контексте любых экспозиций, о его стилистической смелости и современности, при одновременной его, Брызгунова, чуткости к тому, что называют традицией. А зрители выставки фиксировали в «Книге отзывов» свое законное удивление: мол, «как будто представлены десять или двадцать художников, работающих в совершенно разной манере».
Да, широк русский человек и художник Анатолий Брызгунов, так и хочется заузить – чтобы поставить на полочку с биркой, где все написано: кто таков будет и в какую «стаю» входит. А так – не получается, сплошные загадки.
Ну, правда, как поставить рядом уютную домашность и рукодельную декоративность таких ярких работ, как «Бабушка», «Мама» (где мама любовно вписана в орнамент домотканых ковров из цветных тряпочек), «Дедушка», с метафизическими, если хотите, полотнами вроде «Яблока познания», «Нейропат» или «Аминь». Или сидиллическими тщательно выполненными пейзажами с множеством замечательных подробностей вроде «Ильинского храма» или «Ильинского поля», или изящно решающей чисто живописные задачи картинкой с костерком на берегу реки, с чайником на поленьях и дымком, стелющемся над белесой от росы травой. А уж тем более с жестко «репортажными» зарисовками таких картин как «Рынок»( некто смурной, сидящий на ящике, с наколкой «Север», продающий вместе с сантехническим барахлом награды Отчизны…) и «Город» (причем разделены они во времени семью годами – Брызгунов словно непрерывно возвращается назад, заново обдумывая однажды взволновавшее).
А где-то рядом во времени создания и пространстве музея находится «Амнистия», срисованная с нашей действительности: огромный экс-сиделец весь в наколках лежит пузом вверх под суровым северным солнцем на камнях сопки в окрестностях далеко не пионерского лагеря ( вон под горкой в казенном порядке стоят его бараки без архитектурных излишеств).
И уж совершенно неожиданный рядом с этим сырым российским «мясом» «Март на дворе» 2009 года, взахлёб написанный стремительными экспрессивными широкими мазками. Помнится, увидев этот сумасшедший контраст на выставке (тоже ретроспективной) в Муниципальном банке я был просто ошарашен.
И уже окончательно добит жёсткой и бескомпромиссной метафорой вселенского апокалипсиса «Косари», где полоумные косари выкашивают на ужасном поле, прорастающем погребальными крестами, все подчистую, включая ноги других косарей: такой нутряной – из собственной печенки-не подсмотренный ни у какого Сальвадора Дали русский сюр, написанный в 2010 году.
И это все – Анатолий Брызгунов.
Андрей Краевский
NK-TV.COM