На фотографиях столетней давности время будто заколдованное. Это ощущаешь так же остро, как порезаться краем высокой осоки. Бревенчатые избушки, поднятые вверх от мышей и воды. Трогательные шкуры добытого охотой зверья. Самодельные сапоги из тряпок. Палки из гнутого дерева с железной ладошкой на конце, какими копали ещё в начале железного века. Беспомощные, послушные, испуганные человеческие фигурки, утомлённые печальной каждодневностью жизни, уже давно пережёванной землёй, на которой эти люди когда-то жили и рожали детей, ходили за таёжной добычей, занимались нехитрой стряпнёй, скорняжили, умирали. И ничего не осталось. Только эти щемящие, грустные, заколдованные чёрно-белые снимки 1913 года – переведённые в цифру, они стали практически вечными. Время на них остановилось, ещё сильнее подчёркивая свою мимолётную хрупкость. И фотографа давно уже нет на свете. В нынешнем апреле исполнилось 140 лет со дня рождения человека, который сделал эти пронзительные фотографии. Георгий Иванович ИВАНОВ – топограф, фотограф, землеустроитель, землемер, лесничий, исследователь, действительный член Алтайского подотдела Западно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества, чиновник отряда по образованию переселенческих участков Кабинета Его Императорского Величества – умер от болезни в 1930 году. В «википедиях» о нём ничего не найдёшь. Грозовые, беспощадные 20-е и 30-е уничтожили все архивы удивительной экспедиции от Кузнецка до Усть-Кабырзы, в которую он отправился 103 года назад, в мае, когда до Первой мировой войны было чуть больше года. До нас дошли около ста снимков, которые он оттуда привёз, а остальное – одни загадки. Всё равно, что экспедиция 1913-го просто потерялась. Только Томь и Мрассу, берега и леса, камни и горы, земля и небо не изменились… Что им какая-то жалкая человеческая сотня лет!
Георгий Иванов родился в 1876-м, когда сонному благополучию необъятной Российской империи, казалось, уж очень серьёзно ничто не угрожает. Тогда каждый знал своё место, сословие, чин, циркуляр. Кто мог, конечно, выбивался в люди. Одиннадцатилетний сынок обычных омских мещан поступил в уездное училище, где показывал примерное усердие, поведение и прилежание – особенно в арифметике и геометрии, черчении, рисовании и чистописании. После полного курса учения почти сразу появилась первая запись в его формулярном списке о службе – это как наша трудовая книжка – приказ министра земледелия и государственных имуществ о назначении старшим межевщиком отрядапо образованию переселенческих участков Кабинета Его Императорского Величества. Спустя полтора года он был назначен уже топографом второго разряда без чина, а через два года было удовлетворено его прошение о переводе во временный штат землеустроительных чинов высочайшего Кабинета для составления и предъявления отводных записей в Алтайском округе. Переехал по делам новой службы в Барнаул – тогдашнюю окружную столицу. Венчался в местной церкви с учительницей сельского училища Клавдией Васильевной, которую нежно называл Клавдюшей. Получил пожалованные высочайшим Кабинетом 75 рублей «за отлично усердную службу». Дослужился до топографа второго разряда и даже коллежского регистратора – правда, этот низший гражданский чин 14-го класса уже не давал право на личное дворянство, но погоны Георгия Ивановича украсила заветная звёздочка, а обращаться к нему теперь было положено не иначе, как «Ваше благородие».
В то время в России почти заканчивалась земельная реформа, начавшаяся ещё в 1899-м. Кабинет Его Величества взялся за порядок на принадлежавших ему землях Алтайского округа с обустройством землёй и лесом водворившихся здесь крестьян и инородцев. В Барнаульском, Бийском и Кузнецком уездах шли работы по межеванию и образованию переселенческих участков. В таких землеустроительных партиях и участвовал Георгий Иванович, предложивший начальству использовать в горно-лесной местности способ магнитной съёмки, а его Клавдия Васильевна частенько сопровождала мужа. К тринадцатому году топограф первого разряда Иванов был назначен производителем работ Кузнецкого уезда, был удостоен медали в память 300-летия дома Романовых. Он освоил фотографию ещё в 1900 году и с большим увлечением фотографировал всё, что видел вокруг: поселения, природу, людей. Не только для семейного альбома, в котором уже были снимки с такими надписями: «Изба рыбака в деревне Вершининой», «Крестьяне села Хайрюзовка на меже», «Вид Клавдюши, приехавшей в село Катанду и вступившей на крылечко моей квартиры». Но и по просьбе Западно-Сибирского отдела Императорского географического общества, чьим действительным членом он стал, присылать на имя подотдела в Барнаул всякого рода снимки о природе и населении Алтая.
В мае 1913 года высочайший Кабинет снарядил ту самую таинственную экспедицию по реке Мрас, от которой осталось только чуть больше сотни фотографий, сделанных Георгием Ивановичем, получившим почётное назначение – быть её руководителем. Только были ли эти тайны на самом деле – неизвестно. Может, ничего особенного в экспедиции Иванова и не было. Просто померили, помежевали, отделили участки для местных – обычные дела. Только масштаб ивановской партии не может не впечатлять. В один из кадров попали одиннадцать больших длинных лодок. А сколько осталось за кадром? И все сильно гружённые. Ладно, измерительными приборами, палатками и даже зонтиками от солнца и посудой с самоваром, за которым сам Иванов любил почаёвничать – есть и такая фотография. Интересно, что ещё было в этом грузе? На одном из снимков – семь солидных людей в форменных фуражках, а самый солидный из них – Георгий Иванович. Это его помощники – топографы, чиновники. Подручных, подсобных рабочих, естественно, больше в разы. Весь состав экспедиции можно оценить примерно в пятьдесят-шестьдесят человек. Это очень много. Есть фотография с поваленными вековыми деревьями вдоль широкой просеки. Зачем её делали? Чтобы съёмка лучше получилась? Для какой-то важной дороги? Из какого пункта в какой?
Сама подборка фотографий удивляет, если брать исключительно топографический угол зрения: нищие, зажиточные, правду сказать, мало отличающиеся от нищих, чумазые дети в шкурах на голое тельце, босые, все в рванье и заплатках охотники и рыбаки, больные рахитом старики или только кажущиеся стариками. Одного молодого парня Иванов даже несколько раз фотографировал. Ещё выделка кож, заготовка дров, нехитрые орудия и приспособления для собирательства и охоты. Это уже не топография, а этнография! Есть снимки, где видно, как «фуражки» делают какие-то записи, а рядом послушно ссутулились шорцы и среди них старший улуса в шляпе и с медалькой – отличительным знаком такого старшинства. Ведут перепись населения? Чтобы в Кабинете Его Величества знали, сколько народа живёт на этих землях. Всё-таки война не за горами – хотя инородцев в Российской империи не призывали. А вдруг задумывали призывать? Не исключено, что экспедиция Иванова, и правда, носила военный характер – подробное описание местности и численности жителей, составление точных карт. А может, Георгий Иванович докладывал, в каком ужасающем, нищенском – за гранью представимого – положении находятся подданные правителя Русской империи? Всё это только догадки – вернее, загадки, отгадок на которые нет. Архив не сохранился или просто потерялся. Никаких данных о той партии не существует или их просто не нашли. А ведь это было первое масштабное исследование Кузнецкой земли и даже на сохранившейся сотне снимков видно, какая большая там делалась работа.
Дождавшись большой майской воды, выдвинулись из уездного Кузнецка, где в начале прошлого века тишь да гладь царили почище, чем в иных городах и весях огромного сибирского захолустья. Три церкви, две часовни, уездное и два приходских училища, один воскобелильный, два мыловаренных, четыре кирпичных завода и, разумеется, богадельня – вот и вся жизнь, да и то только на правом берегу Томи. А на левом – две деревни довольно далеко от реки. Шли на шестах вверх по течению, поднявшись по Томи до устья Мраса – Мрассу. А оттуда до Усть Кабырзы – это около 200 км на тяжело гружённых лодках, проталкиваемых по воде шестами, что само по себе требовало непредставимой выносливости. Как добирались обратно – на лошадях или сплавились – это тоже осталось загадкой. Край был малонаселённый, беднейший – ни живности, ни огородов не видать. На ивановских фотографиях сразу выделяются даже рабочие – у них хорошие рубахи, сапоги, картузы. Они подкармливали местных измождённых нищенок. От уровня здешней жизни накануне эпохи индустриализации в глазах щекочутся слёзы. Но природа! Нетронутая вековая тайга вдоль берегов, застывших причудливыми, волшебными, точно живыми складками.
Усть-Кабырза и сегодня – удивительная! А дорога туда повеселее, чем американские горки. Действительно, потрясает… Вернее – потряхивает! Гравийка под колёсами шуршит, а всё, что находится внутри машин, включая и людей, мелко дребезжит и крупно вздрагивает. Местные жители вместо общественного транспорта используют лодки – рек тут больше, чем дорог, и добраться до соседней деревни на моторке значительно легче. Эти узкие и нереально длинные лодки только на первый взгляд кажутся не слишком устойчивыми, но на волнах Мрассу они, как рыба в воде. По соседству с Усть-Кабырзой много заброшенных, полуразвалившихся деревенек. Они даже на местной карте отмечены, как нежилые, но в каждой есть хоть парочка домов, где всё-таки живут люди… Удивительно! Во всей деревеньке – 15 улочек, на которых живёт 78 человек. Много маленьких детей – их тут, похоже, очень любят и балуют. И бегают они не в кое-как выделанных шкурках, а в курточках и платьицах не хуже, чем у городских. В местном магазинчике – бревенчатой «избушке на курьих ножках» – на полках лежат пакеты чипсов. Местные рыбаки и охотники добывают тайменя, хариуса, дикого морала, косулю и охотно продают эти диковины редким заезжим туристам.
Природа вокруг практически не тронута цивилизацией. Сладкий запах спелой летней травы, шорохи и звуки окружающей горные склоны тайги, сверкание бьющих из-под земли родников, тёплый ласковый ветерок, заставляющее жмуриться яркое солнце – от этой земли, когда-то принадлежавшей русскому царю, щемит сердце. И ведь почти ничего здесь не изменилось. Бревенчатые домики, пасущиеся небольшими семейками-улочками на сочной зелени широких горных подножий, змеящиеся внизу поблескивающие на солнце речки, подвесные дощатые мостики, никуда не торопящиеся пятнистые коровки. Хрумкают яркую травку и хвостами лениво помахивают… Лошади в горной реке плавают. Мрассу – прозрачная-прозрачная и ярко-зелёная от отражающихся в ней солнечно-зелёных гор. В просвечивающих до самого последнего донного камушка Кабырзе и Пызасе плавают шустрые рыбки, которых можно погладить прямо по спинке, от головы до хвоста, как котят. Может, и мурлыкают при этом по-своему, по-рыбьи – кто же рыбий язык понимает… Говорят, в здешних лесах полно медведей. Над головой сияет голубая бездна нереальных небес, а вокруг застыли сказочные, мохнато-зелёные горы… Будто попадаешь совсем в другой мир. А времени просто не существует.
После той экспедиции в четырнадцатом году Георгия Ивановича представляют к ордену святого Станислава третьей степени, а через год он уже откомандирован заведовать лесничеством в округе Семипалатинска. Во время Гражданской войны и установления власти Советов лесничий Иванов жил в казахском Шульбинске и боролся как мог с массовыми порубками леса, который по понятным причинам Кабинет Его Величества перестал охранять. Местные крестьяне валили деревья без всякой опаски, обрадованно растаскивая их на постройки и дрова, и Георгий Иванович, писавший, что это приняло ужасающий характер, бил во все колокола. Его перебросили на заведование Семипалатинским управлением по делам охоты, а в 22-м он и вовсе оказался безработным. Вернулся в Барнаул, просился контролёром землеустроительных работ Алтайского губернского земельного управления, но получил отказ из-за отсутствия средств на оплату и, помыкавшись и наголодавшись, был направлен биржей труда в Алтайский губернский отдел коммунального хозяйства землемером. Занимался съёмкой и замерами, составлял чертежи барнаульских домов, планировку новых городских кварталов и участков под застройку, пашни и огороды… В мае 1930 года в газете «Красный Алтай» появилось сухое – в пару строк – сообщение: «17 мая в 9 часов вечера скончался Иванов Г. И. Похороны 19/V в 4 ч дня из квартиры Интернац. №164». В архивах Алтайского географического общества тоже сохранилась скромная запись: «…считать выбывшим из состава в связи со смертью 21 мая».
Вот и всё. Да ещё 277 фото и стеклянных негативов в Алтайском государственном краеведческом музее. Сто из них – это снимки из Ивановской экспедиции 1913-го. Учитель географии новокузнецкой гимназии №59 Сергей Павлович Смолин провёл в здешнем архиве немало изумительных часов, восстанавливая по сохранившимся фотографиям таинственный путь потерянной экспедиции. Беспристрастные, бесценные, единственные – документы далёкого времени. Фотография в Горную Шорию вернётся только на волне великих строек 30-х. А что было до этого – только в записях миссионера Алтайской духовной миссии Василия Ивановича Вербицкого, крестившего местный люд, да на снимках Георгия Ивановича, которые школьный географ Смолин обнаружил почти случайно: потянул за одну ниточку, другую – и заколдованный клубок потерявшегося времени распутался! Правда, значительная доля этих снимков могла осесть в Томске или быть отправлена в Петербург. В краеведческом музее Новокузнецка тоже есть фото тринадцатого года – вероятно, их тоже делал Иванов. В ноябре прошлого года Сергей Павлович Смолин, который нашёл ту удивительную экспедицию, ушёл из жизни. Но его открытие не пропало. Кузнецкое отделение Русского географического общества продолжает эту работу. Проектом реконструкции ивановской экспедиции руководитдоцент кафедры географии, геологии и методики преподавания географии НФИ КемГУ Юрий Иванов. Окажет ли исполнительная дирекция РГО финансовую поддержку исследований новокузнечан – пока неизвестно.
Но новокузнецкие географы решили своими силами пройти по следам Георгия Ивановича Иванова хотя бы небольшую часть пути. Реконструированную экспедицию возглавит учитель географии 104-го лицея Максим Гилёв. Вместе с ними отправятся около пятнадцати его учеников. Сначала на машине доедут до Хомутовских порогов в урочище Нижняя Хомутовка, а оттуда станут сплавляться до устья Мрассу и дойдут почти до Мысков. Сплав предстоит в том числе и по практически необитаемой местности. Будут обследовать берега и вершины. Уже наметили на карте одну безымянную, больше тысячи метров. Если вид там впечатляющий, а подход к ней безопасный – она будет названа именем Георгия Ивановича Иванова. Если нет – найдут самую-самую. Есть у Юрия Иванова и вовсе заветная мечта – написать к концу года посвящённую Георгию Ивановичу книжку… Как памятник географическому подвигу скромного, очень трудолюбивого и талантливого человека.
