Толковые вещи говорит профессор из Кемерова в этом интервью.
Особенно понравился ответ на вопрос: кто должен первым проявить инициативу, власть или бизнес? — «Власть. Ей следует подготовить площадки. Самый идеальный вариант – это индустриальные парки. Увы, мы привыкли предлагать то, что осталось от старой промышленности. Никому неинтересно вкладывать большие деньги, чтобы все очистить и воссоздать заново. Инвестору нужен земельный участок и подведенная инфраструктура. Муниципалитеты могут это создать.»
Только вот инвестиционные возможности российских муниципалитетов сильно ограничены. Мэр Новокузнецка, например, откровенно признается что приходиться «выжимать воду из камня» для решения текущих городских проблем. Что уж говорить о создании инфраструктуры в чистом поле. Все равно без помощи вышестоящих бюджетов не обойтись. Следует создавать государственные программы и фонды, предназначенные как раз под нужды экономического развития отстающих территорий.
Приведу свежий пример из-за океана. Городок Пайквилл на востоке штата Кентукки. Бедный шахтерский регион, сложный рельеф — пологие горы, пересеченные узкими речными долинами. Свободного и удобного места немного.
Небольшой угольный разрез, отработавший запасы, оставил после себя изуродованный участок площадью 160 га.
Участок удаленный, изолированный, но повторяю пологих мест в округе немного. Принимается решение рекультивировать его под индустриальный парк. Привлекаются средства различных госпрограмм на 40 миллионов долларов и строится дорога с мостом через речку, проводится газ, водопровод, канализация, новая ЛЭП, широкополосный интернет.
Строительство моста стоимостью 5 млн. долл.
Осенью 2017 г. парк открывается. На видео ниже можно увидеть что он из себя представляет. Ничего особенного — ровная площадка, похожая на колхозное поле.
Намного важнее, что на это поле быстро находится спрос и появляются желающие разместить там свое производство. На видео как раз представляют первого постояльца — производителя топливных цистерн. Это 300 рабочих мест. Следом приходит тепличный комплекс, еще 130 мест. А в декабре 2017 г. компания из Калифорнии заявляет о намерении построить завод литий-ионных аккумуляторов на 800 рабочих мест.
В экстренных случаях государственная помощь требуется чтобы привлечь крупные заводы крупных компаний в качестве быстрого и эффективного решения проблемы безработицы. Вот профессор из Кемерова говорит: «Рур – хороший образец, но они начинали в 1960-е годы и только сейчас показывают результат, выходя из угольной отрасли». Но с чего начинали? С активной государственной политики, направленной на реиндустриализацию. Президент земли Северный Рейн-Вестфалия Франц Мейерс лично ездил уговаривал руководителей «Опеля» построить завод в Руре и называл их ангелами-спасителями когда те согласились. Никаких подходящих площадок не было и в помине. Пришлось вложить 100 млн. марок в Бохуме чтобы обустроить участок двух бывших угольных шахт, провести дороги и застраховать от возможного обрушения. Но результат — 14 тысяч рабочих мест, впоследствии увеличившиеся до 20 тысяч.
На фото Франц Мейерс (справа) с довольным видом смотрит на новенький кузов Опеля Кадетт, октябрь 1962
Французское правительство учло успешный немецкий опыт и прямо рекомендовало автоконцернам выводить свои заводы из Парижской агломерации и размещать в бедствующих шахтерских регионах. Да и самим компаниям это было выгодно, поскольку в депрессивных районах рабочая сила была дешевле. С 1969 по 1972 г. на севере Франции было построено четыре предприятия по производству автомобилей и автозапчастей. Из них крупнейшим стал завод Рено в Дуэ на 8 тысяч рабочих мест. Тоже пришлось нескольким окрестным городам скинуться и обустроить площадку на бывших сельхозугодьях.
Строительство завода Рено, 1969 г.
Впоследствии, когда в 1970-х гг. разразился стальной кризис в Лотарингии, премьер-министр Раймон Барр лично убедил Пежо-Ситроен построить близ Меца завод автодвигателей.
Сейчас завод в Тремери — крупнейший в мире производитель дизельных двигателей.
Личные связи премьер-министра сыграли роль и в строительстве завода «Ниссан» в Великобритании. Маргарет Тэтчер, как известно, приложила много сил чтобы закрыть убыточные шахты и потому чувствовала себя в долгу перед шахтерами северо-востока Англии. Надеяться на местную автопромышленность было бессмысленно — та находилась в упадке из-за своей неэффективности и Тэтчер пришлось использовать свое личное влияние на премьер-министра Японии чтобы привлечь в страну японских автопроизводителей. Сандерленд получил от правительства 100 млн. фунтов на подготовку площадки и в сентябре 1986 г. с конвейера сошел первый Блюберд. Этот автозавод стал первым звеном инвестиционной экспансии японских компаний в Великобритании.
Тэтчер за рулем новенького Ниссана. Сентябрь 1986 г.
Японские инвестиции приходили и в Америку. В 1998 г. Тойота открыла в Западной Вирджинии свой первый зарубежный завод по производству коробок передач. До этого японцы доверяли иностранцам только сборку машин из готовых комплектующих. Ключевую роль в привлечении Тойоты сыграл сенатор от Западной Вирджинии и бывший губернатор этого штата Джон Дэвисон Рокфеллер Четвертый — правнук нефтяного короля. Рокфеллер, в свое время учившийся в Японии и хорошо знакомый с семейством Тоёда, обратил это знакомство на пользу своему штату.
Церемония начала строительства. Сентябрь 1996 г.. Джей Рокфеллер — крайний слева. Маленький человек в центре — президент Тойоты.
От муниципалитетов зависит многое в их социально-экономическом развитии, но отсутствие помощи региональных и федеральных властей резко снижает шансы на успех. Благосклонность государства напротив эти шансы значительно увеличивает.
Но что способствует этой благосклонности? С чего вдруг власть обращает внимание на депрессивные районы? Тут может быть только один ответ — это результаты демократической конкуренции. Шахтеры или металлурги, оказавшиеся без работы, все же оставались избирателями, за голоса которых разворачивалась отчаянная борьба. Может быть не самые образованные и не разбирающиеся в политике они тем не менее являлись внушительной политической силой, которой нельзя пренебречь. Претенденты на различные госдолжности вынуждены были обхаживать этот электорат, обещать ему помощь и держать свои обещания.
С чего началась например борьба с бедностью в США в 1960-х гг. и как возникла программа помощи депрессивной Аппалачии? С того что кандидат в президенты Джон Кеннеди в 1960 г. посетил Западную Вирджинию. Мало того что он сам ужаснулся той бедности в какой находился этот шахтерский край, так еще и необходимость побеждать заставила его постоянно говорить о проблемах отстающих регионов, о необходимости их государственной поддержки. В 1963 г. была сформирована Аппалачская комиссия и федеральные доллары потекли в здравоохранение, образование, но прежде всего в транспортную инфраструктуру, чтобы покончить с изолированностью горного района. Никакого завода «Тойота» не было бы в Западной Вирджинии если б не были построены эти знаменитые транспортные коридоры, пронизывающие Аппалачию насквозь.
Кеннеди среди шахтеров Западной Вирджинии, 1960 г.
Карта населенных пунктов Западной Вирджинии, посещенных Кеннеди. Всего 63 штуки.
Завод «Опель» В Руре тоже во многом появился благодаря острому соперничеству между социалистами и христианскими демократами, когда одни постоянно подстегивали других искать выходы из экономического тупика.
Вилли Брандт, кандидат в канцлеры Германии от социал-демократов, конкурируя с Аденауэром провозглашает в апреле 1961 г. немыслимое: «Небо над Руром снова должно стать голубым». Все тогда дружно посмеялись над этим невыполнимым требованием, но тем не менее первый закон о чистом воздухе был принят в 1964 г. и со временем воздух действительно очистился. Более того компании Рура, вынужденные соблюдать жесткое экологическое законодательство настолько в этом преуспели, что теперь являются мировыми лидерами в разработке и производстве очистных систем и природоохранных технологий.
И политическое соперничество отражалось не только в реиндустриализации, дорожном строительстве и заботе об экологии. Проявлялся отчетливый спрос не только на изменение внешней среды, но и на качественное развитие местного сообщества. Во второй половине 20-го века высшее образование стало определяющим фактором социально-экономического прогресса. В 1965 г. в Бохуме открылся Рурский университет, сейчас один из крупнейших в Германии, в 1968 г. открылся университет в Дортмунде, затем ВУЗы появились и в других городах региона. В 1960-70 х гг. по всему миру прокатилась образовательная волна, когда университеты открывались в абсолютно индустриальных городах, ранее считавшихся отсталыми, безнадежно глухими углами.
И вот это очень важный момент. Как только было осознана значимость высшего образования и оно было признано безусловным благом, это благо постарались распространить как можно более равномерно, так чтобы обеспечить к нему возможно более широкий доступ не просто каждого отдельного человека, но и территорий. Важность ВУЗов определялась не только тем что они давали новые знания, но и вели к просвещению местного населения, повышали его культурный уровень.
У нас же в стране до сих пор еще существует утилитарный подход к ВУЗам — они воспринимаются как предприятия по подготовке кадров для различных отраслей экономики. При этом восприятие ВУЗов как блага тоже существует. Только неформально. Все отлично понимают насколько важны ВУЗы для городов, но при этом происходит как с любым благом в России — оно распределяется преимущественно среди своих. Сохраняется и культивируется консервативная среда, в которой жестко разделяется элитарное и ординарное, центр и периферия, не заслуживающая особого внимания.
В свое время Густав Крупп, крупный промышленник, которого Нюрнбергский трибунал признал нацистским преступником, заявил об идее создания Рурского университета: «Руру нужны мускулы, а не мозги». И примерно такое же мнение о Кузбассе существует у нашей консервативной элиты. Кузбасс создан для того чтобы копать уголь, варить сталь, довольствоваться минимумом культуры и не просить большего. А все ценное, важное, уникальное должно сосредотачиваться в различных столицах. Поэтому несомненно что социально-экономический прогресс Кузбасса не может состояться без либерализации общественно-политической жизни, без движения от старого элитарного общества к современному эгалитарному.
У нас же сейчас наблюдаются абсолютно позорное явление, когда весь областной совет контролируется одним человеком. Из четырех депутатов Госдумы, избранных по округам, трое представляют интересы Кемерова, один свои собственные. Избранные по партийным спискам — все креатуры Тулеева. Получается что Кузбасс не представлен никем. Он безмолвен и послушен как Герасим из Муму.
Конечно тут есть вина самого народа Кузбасса. У нас лояльность к государственной власти намного сильней привязанности к земле, на которой живем. Она воспринимается не как место для достойной жизни, а как обитель страданий. Вырваться отсюда в более комфортные условия до сих пор расценивается как чуть ли не первоочередная задача каждого жителя. А те кто не смог этого сделать считаются неудачниками и что хуже того — сами себя считают неудачниками. И землю свою считают бесперспективной, не заслуживающей бережного отношения. Именно преодоление таких упаднических настроений должно сыграть самую позитивную роль в преобразовании Кузбасса.
В Пайквилле, который выше упоминался, местные угольщики помогли построить здание медицинской школы для университета. Оно ниже на картинке
Вот у кого надо учиться преодолевать комплекс неполноценности. Там в округе живет 60 тысяч жителей и в лучшие времена добывалось 32 млн. тонн угля в год и тем не менее они по полной вкладываются в свое будущее. Вот и Кузбасс, если не будет сам ставить на себе крест, то и элита перестанет воспринимать его лишь как кормовую базу.
Екатерина Шульман в новогоднем обращении рассказывала анекдот о зайце, который избежал участи быть съеденным.
Нет никаких сомнений что и Кузбассу, при активной жизненной позиции, удастся отпроситься с обеда. Я даже уверен, что наоборот, мы сможем напроситься поесть чего-нибудь вкусного и полезного.
