Программа проводится радиостанцией «Эхо Москвы» совместно с международной телекомпанией RTVi и идет одновременно в прямом радио- и телевизионном эфире. Благодаря этому еe слушает и смотрит не только российская аудитория, но и русскоязычные телезрители в Европе, США и Израиле. Время выхода передачи — вечерний прайм-тайм. Это позволяет обсуждать с заинтересованными слушателями наиболее важные события уходящего дня. Эфир не ограничивается одной темой, затрагиваются все интересующие аудиторию вопросы. Программу представляют авторитетные журналисты радиостанции «Эхо Москвы». Участники программы отвечают на вопросы слушателей, присланные на эфирный пейджер, смс, интернет-сайт радиостанции или заданные по телефону прямого эфира

Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии моего сегодняшнего гостя главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Здравствуйте, Константин Вадимович.

К.Ремчуков― Добрый вечер.

Т.Фельгенгауэр― Коль скоро вы были первым человеком, кто обратил внимание на то, что происходит в экономике Китая, то и сегодняшние новости тогда давайте попрошу вас прокомментировать. Сильнейшее падение за последние 8 лет зафиксировал Фондовый рынок Китая. Shanghai Composite обвалился сегодня на 8,5%. Ну и последствия мы видим уже и по всему миру. В частности, ситуация на Китайском фондовом рынке стала одной из причин, по которой крупнейшие нефтяные компании мира заморозили проекты на 200 миллиардов долларов. Ну, там, конечно, ряд причин, но в том числе и ситуация в Китае. Давайте с Китая тогда начнем.

К.Ремчуков― Действительно, сегодня на 8,5% снизился Shanghai Composite – это Фондовый рынок. Тем самым продемонстрировав, что усилия властей пока не дают должного результата. Хотя, последние пару недель удавалось сдерживать в основном административными мерами падение.

С одной стороны, конечно, это тревожно, поскольку мы как сырьевая держава зависим. С другой стороны, конечно, напрямую экстраполировать на реальную экономику тоже не стоит. Но 2 цифры я хотел бы, чтобы слушатели держали в голове. Китай уже потратил или собирается потратить, выделил денег по данным Блумберг на 483 миллиарда долларов (для сравнения: все золотовалютные запасы России – это 360 миллиардов, что говорит, во-первых, о колоссальных ресурсах Китая. С другой стороны, колоссальных проблемах Китая. Что даже выделены такие деньги, которые должны оказывать психологическое воздействие, что инструмент интервенции огромен в распоряжении китайских властей и всё равно не может удержать от падения. Это первая цифра (надо запомнить) 483 миллиарда долларов.

Вторая цифра, которую тоже надо держать в голове, она большее отношение имеет к реальному сектору экономики. Задолженность китайских компаний и корпораций совокупная составляет 16,1 триллиона долларов. 16,1 триллиона долларов совокупная задолженность бизнеса Китайской Народной Республики.

То есть это огромные деньги и, конечно, вот эти пирамиды, которые строились, и долговая модель финансирования, которая лежала в основе китайской экономики, она, конечно, сейчас столкнется с большими сложностями в целом, потому что улетучивается доверие, улетучивается ожидание инвестора от того, что Китай даст. До этого инвесторы, как бы, не сильно задумывались – уж слишком долго был тренд восходящий. И хотя качественные эксперты указывали на то, что и не во всем… Статистика корректна, мы не можем в действительности знать, какие доходы той или иной компании, какие прибыли. Но вот это стадное чувство обогащения действовало. И, действительно, фондовый рынок тот же шанхайский вырос очень сильно. Даже, вот, с учетом сегодняшнего падения, если взять за год (с июля прошлого года по сегодняшний июль), то рост фондового рынка в Шанхае 71%. Это говорит, все-таки, о том, что люди, которые когда-то вложили, они выиграли. Но очень многие, как мы говорили уже в этой студии, вкладывали на более поздних стадиях, и вот эти 90 миллионов частных вкладчиков – это, как правило, малообразованные… Я сегодня где-то прочитал (The Washington Post, по-моему) данные или это был обзор какой-то инвестиционной компании американской о том, что 80% этих инвесторов не имеют образования даже средней школы.Т.Фельгенгауэр― Хорошие инвесторы.

К.Ремчуков― Поэтому это просто, вот, эксплуатация вот этого безумного чувства и желания обогатиться, о котором нам известно со времен всевозможных пирамид, которые были в нашей стране.

Так что всё это тревожно. И хотя, конечно же, фондовый рынок, падение его по расчетам экспертов может оказать снижающее воздействие на ВВП в размере 1,2% (не больше – все-таки, китайская экономика большая), тем не менее, вот этот процесс разочарования и улетучивающегося доверия, мне кажется, он тревожен.

Хотя, еще раз подчеркиваю, мне кажется, это очень важно для всех многочисленных бесед: разница между фондовым рынком и реальной экономикой. Реальная экономика отражает реальные процессы в экономике – рост производства, снижение производства. А фондовый рынок отражает изменившееся ожидание инвестора в ту или иную ценную бумагу той или иной компании.

К примеру, у нас, предположим, в прошлом году и вы, и я произвели в физических объемах по 100 единиц продукции. Потом я сказал, что я буду там перестраиваться, я, скорее всего, произведу 50 единиц продукции. А вы сказали, что вы уже мускулы накачали и вы произведете 200 единиц продукции. Таким образом, в этом году вы должны произвести 200, а я всего 50 с точки зрения реальной экономики.

Но я упал на 25 и произвел 75… Да, я меньше произвел, чем год назад, но не на 50 единиц, а на 25, и мои акции выросли. А вы увеличили производство, скажем, до 150-ти со 100, но не достигли 200, а рынок уже учел вот этот ваш рост до 200. И у вас в день объявления информации ваши акции упадут. Поэтому, если смотреть, мои акции в день объявления информации выросли, ваши акции упали. Но в реальной экономике вы нарастили производство на 50%, я на 25 его уронил.

То есть тут, еще раз говорю, это достаточно сложная вещь. Но тем не менее, то, что меня больше всего настораживает, это использование, в основном, административных мер и которые уже перестают давать результат – запрет на торговлю, борьба с теми людьми, которые играют в короткую позицию, и их очень много. Они ставят на снижение фондового индекса (а на этом тоже можно зарабатывать).

Т.Фельгенгауэр― Ну а разве при существующей экономической модели в Китае возможны какие-то другие меры кроме административных?

К.Ремчуков― Нет, ну, там рынок, все-таки, развит. Вот, нельзя говорить «Китай…» Более того, нынешний лидер Китая провозгласил очень важную экономическую цель для себя и для Китая – добиться того, чтобы рынок стал главным инструментом, определяющим распределение ресурсов. Потому что рынок через цены, его базовая функция – распределять ресурсы: вот, я иду сюда или сюда. Цена является показателем для меня, что мне выгодно вложить сюда.

И вот то, что китайский лидер объявил о том, что смыслом его руководства будет придать китайскому рынку вот эту функцию, функцию главного распределителя ресурса… Вот, у нас главный распределитель ресурса – правительство, у нас не рынок. У нас правительство, Минфин, там, лично президент – они говорят «Вот, нужно этой корпорации дать деньги – пусть она железную дорогу строит, нужно этой корпорации, нужно этим банкам, нужно этим». То есть мы удалились от рынка стремительно за последние годы.

А Китай двигался к рынку, потому что китайские лидеры понимали, что без этой функции рационального распределителя направлений, куда вкладывать деньги, Китай не может сохранить устойчивую тенденцию к росту. И вот сейчас удар нанесен именно по этой способности, потому что субсидированные цены дают ложный сигнал.

Т.Фельгенгауэр―  Очень много было вопросов от наших слушателей и обращают они внимание на курсы валют. Доллар и евро сегодня взлетели днем до новых максимумов с марта, ну и как-то продолжается рост курсов. Нам ждать возвращения к этим фантастическим цифрам 80, 90?

К.Ремчуков― Ну, к сожалению, пока ничего не изменилось – курс доллара в России тесно связан с ценой на нефть. Цена на нефть идет вниз, курс обменный идет вверх. Всё, точка. Тут никак оторвать вот эту пуповинную связь нельзя. Поэтому пока, к сожалению, цены на нефть падают. Раз они падают, значит, будет расти доллар. Точка.

Т.Фельгенгауэр― Всё это происходит на фоне оптимистичных заявлений Алексея Улюкаева. Глава Минэкономразвития сказал, что нижняя точка спада в экономике достигнута. Всё. У нас – дальше я цитирую господина Улюкаева – «У нас оценка полугодия, спад 3,4%. Оценка второго квартала – примерно 4,4%. Мы считаем, что это, вероятно, нижняя точка. Затем, начиная с 3-го квартала, будет некая корректировка в позитивную сторону».

Это нас, как положено, успокаивают, что всё будет хорошо?

К.Ремчуков― Не знаю. Недавно читал какие-то архивные документы, и там было сказано, что после каждого выступления Хрущева, когда Хрущев был у власти, Брежнев на отрывном календаре или на листочке бумаги, в блокноте писал «Прекрасно! Какие точные формулировки» в надежде, что спецслужбы донесут Хрущеву, как оценивает сам для себя. Вот, когда Улюкаев так говорит, с одной стороны, мне тоже хочется, во-первых, написать «Прекрасно! Какие точные формулировки!» С другой стороны, если донесут спецслужбы, чего говорит Улюкаев, то тоже будет приятно для министра.

А в целом, конечно, это интересно (то, как они прогнозируют улучшение). Дай бог, как говорится: я живу в России и хотел бы, чтобы у нас была экономика и мне тоже приходилось говорить «Я не вижу пока рациональных оснований для экономического роста. Но с другой стороны, всё чаще и чаще начинают терзать смутные сомнения в связи с тем, что Дмитрий Медведев назначен главой списка „Единой России“ на выборах в сентябре 2016 года в Государственную Думу, то негоже лидеру правящей партии и одновременно главе правительства приходить с плохими результатами». Поэтому мне кажется, вот этот элемент переформатирования ожиданий – он начался, мы сталкиваемся, вернее, с ним (с этим элементом). И процесс начался с тем, чтобы начинать менять вот этих заунывных нытиков, которым кажется, что всё будет плохо. Вот, авторитетные люди говорят, что всё будет хорошо. И инфляция у них будет меньше, и рост начнется. Может быть, они даже скажут, что и доходы вырастут?Т.Фельгенгауэр― Нет, ну это здорово, что началась кампания по формированию позитивной какой-то повестки. Плюс Дмитрий Медведев, который будет вестником хороших новостей. Ну, люди, ведь, ходят по улицам и видят, сколько стоит доллар, сколько они платят за бензин, какие у них затраты на ЖКХ. Как это? Это же странно.

К.Ремчуков― Ну, вот… Странных вещей много в жизни. Тоже, вот, хочу еще одну вспомнить вещь. Виктор Шкловский (был такой литератор очень талантливый в 20-е, в 30-е годы), он в своих воспоминаниях пишет, что он был красноармейцем и они прискакали в Персию (в пограничном отряде он был) и прием какой-то идет, и сосед по столу говорит ему «Мы социал-демократическая партия Персии. Мы». Он говорит «Какая у вас программа?» И он ему переводит программу, в которой первым пунктом программы социал-демократов Персии написано «Крепостное право не отменяется». И Шкловский пишет «Я попросил еще одного переводчика-знатока фарси: „Это, действительно, так?“ Он говорит „Да“.

Вот, когда социал-демократическая партия имеет первым пунктом своей программы идею, что крепостное право не отменяется, то это ж тоже удивительно. Вот, у людей такое представление о росте.

С моей точки зрения, это за рамками рационального анализа. Никто не мешает всем этим уважаемым людям, вполне возможно знающим и сильным теоретикам, рассказать нам, за счет чего у нас будет экономический рост, какие отрасли у нас особенно быстро будут развиваться. Во-первых, декларировать, как у нас всё будет.

А сейчас мы только одно и слышим, что падение оказалось менее серьезным, чем было, оно продлится не так долго, как мы ожидали. Но когда ожидали… Они ж нам ничего такого не говорили – вообще говорили, что кризиса нет. Я помню, несколько месяцев вообще слово „кризис“ никто из официальных лиц не говорил и придумывали выражения типа „кризисные явления“. Кризисное явление – это не кризис, Таня.

Т.Фельгенгауэр― Слушайте, а почему так слов боятся?

К.Ремчуков― Ну, вы знаете, мы всё больше и больше… Мы же страна слов, да? Русский человек очень любит слова. Надо, чтобы было красиво, чтобы всё это было, вот, именно красиво, чтобы всё это было… Знаете, слова. И это очень сильно и в ментальности отражается. Слова больше, чем дела. Слова больше, чем… С одной стороны. А с другой стороны, слово и больше, чем дело, потому что красивое слово, поговорим о каких-то вечных вещах. Эта вот склонность к этому – мне кажется, это архетипическая черта. И поэтому игнорировать вот в этом массовом воздействии на сознание людей такой фактор не стоит.

Поэтому власть, мне кажется, воздействует словами на людей, потому что… Ну, мне тоже приходилось уже говорить „Мы уверенной поступью проходим по дну кризиса“. На это дно Россия попала, но мы очень уверенной поступью идем по нему. Не уточняется здесь, ниже дно идет, выше, но сами слова – они имеют значение.

Это, кстати, очень часто видишь, когда люди от какого-то одного слова меняют отношение к человеку: „Ах, я в нем разочаровалась“ или „Я в нем разочаровался“. Ты чего, был очарован? Отчего? Оттого, что он какие-то слова говорил? А потом он сказал что-то не так, и от одного слова?..

Т.Фельгенгауэр― А за словами – смыслы.

К.Ремчуков― Нет! Ну, вот, я говорю: когда от одного слова разочаровался… Не имеют значения многие годы твоего доверия к этому человеку, да? Вот, партийная история Страны советов: все вместе делали революцию, были соратники, была кучка вот этих большевиков-революционеров. К 1937-му году всех покрошили как врагов, а Берии даже в 1953-м году досталось обвинение в том, что он – английский шпион.

Ну, то есть люди вообще не верят тому, что, условно говоря, с 1937-го по 1953-й Берия был в верхушке руководства с Маленковым, там, с Ворошиловым, с Хрущевым, каждый день за руку здоровался, да? Потом, раз, расстрелять, потому что ты – шпион.

Вот эта склонность отречься, то есть рационального анализа, взвесить, что там было, как было… Была ошибка, да. Насколько она существенна? Этого нет.

Поэтому я думаю, что работа со словом – она для успешных политиков является очень важной.

Т.Фельгенгауэр― Пару слов можно еще про Дмитрия Медведева, возглавляющего список? Это для чего? У „Единой России“ всё так плохо или у Дмитрия Медведева мало дел?

К.Ремчуков― Нет, ну, во-первых, он и формально лидер „Единой России“.

Т.Фельгенгауэр― Все вспомнили внезапно, что он формально лидер.

К.Ремчуков― Вот. Ну и, во-вторых, ответственность. Это форма, как бы, чтобы политический процесс тесно пересекался с работой, чтобы когда начнется эта кампания, чтобы все министры, я думаю, рассказывали об этих успехах. Вот, Улюкаев начал…

Т.Фельгенгауэр― Даже раньше времени.

К.Ремчуков― …раньше всех, да, стартанул. Другие будут рассказывать. И я думаю, что к выборам в сентябре мы узнаем очень много хорошего про свою экономику, что мы давно уже слезли с нефтегазовой иглы, что структура нашего экспорта – это высококачественная готовая продукция, высокотехнологичная. Там, структура занятости и какие-то проблемы. Это тоже вопрос слов, вопрос борьбы за людей, за их умы, за их настроения.

Потому что, мне кажется, чрезвычайно сложная задача в условиях информационного общества удержать высокий рейтинг власти на фоне падения реальных доходов. Это почти… Ну, для западного общества, где нет монополии на информацию, это неисполнимо, поэтому вся стратегия Запада в том числе и с санкциями исходила из того, что люди очень скоро разочаруются в курсе внешнеполитическом России, потому что им нечего будет есть. А выясняется наоборот: люди говорят „Господи, да мы еще потерпим. Еще чего-нибудь бы хапнули и будет вообще здорово нам. Мы потуже затянем пояса“.

Т.Фельгенгауэр― Авторы идеи о создании трибунала по авиакатастрофе Боинга пытаются создать очаг конфронтации, — говорит постпред России при ООН господин Чуркин. И он же сообщил журналистам, что Россия готова наложить вето на резолюцию Совбеза ООН и создание трибунала по авиакатастрофе. И, собственно, резолюция таким образом принята не будет. Предсказуемо?

К.Ремчуков― Да. Тоже очень коротко, чтоб не растекаться словами. Суть простая. Россия выходит из международной юрисдикции по любым вопросам стремительно, и не признает ничьей юрисдикции никаких судов, касающихся как России, так и российских граждан.

Вот, Чуркин – это мы видели – с позицией в Совете безопасности. Сегодня сообщение было о том, что Ковтун, который проходит по делу об убийстве Литвиненко в Лондоне, добивался в течение значительного времени, чтобы его допросили, потому что ему казалось, что он сможет, отвечая на вопросы судьи, доказать, что он непричастен к убийству Литвиненко. Сегодня он сказал, что он не смог дозвониться до следователя, который должен дать разрешение, и указал на то, что российские власти не хотят, чтобы он давал какие-то показания, потому что это будет нарушать юрисдикцию Российской Федерации даже в такой частной вещи, когда сам человек говорит „Я готов дать показания“. Поэтому судья дала ему время, по-моему, до 11-ти часов завтра, все-таки, дозвониться до следователя. Но, скорее всего, если такая позиция, если это достоверная информация, которая опубликована о том, что это нарушит суверенитет России и юрисдикцию, то это общая линия.

И потом какой-то я видел репортаж по поводу Бута о том, что его неправильно… То есть сейчас реконструируются все события там, где американцы хватали наших людей и тащили к себе в суд. И я думаю, в ближайшие года два завершится вот этот процесс окончательного отторжения России от того, чтобы принимать любые решения, которые есть на международном уровне.

И в этой же связи… Кто у нас, Патрушев? А, это Следственный комитет.

Т.Фельгенгауэр― Бастрыкин-Бастрыкин, да.

К.Ремчуков― То же самое Бастрыкин предложил, чтобы мы в Конституцию внесли изменения о том, чтобы не признавать приоритет международного права. Я думаю, что через 2-3 года завершится процесс выхода России из какого-то взаимодействия с международным правом.

Т.Фельгенгауэр― Это всё укладывается ли в ту книгу о Холодной войне, про которую мы с вами говорили где-то, наверное, месяца два назад в этой студии?

К.Ремчуков― Да, конечно. Новые главы, которые показывают, как происходит разворот. В основе нынешней политики, я считаю, предельный антиамериканизм такой, самого консервативного толка. И этот антиамериканизм позволяет, вот, как стекло на глаз, чтобы ты там на солнышко смотрела, или, наоборот, чтобы это льдинка в глаз попала. Всё, что делает Америка, это плохо. Все мотивы у американцев корыстны и отвратительны. Всё, к чему они прикасаются, превращается в трэш. И слава богу, аргументов, имея такой очаг напряженности на юге от Российской Федерации (я имею в виду Сирию, Ирак, Афганистан), это всё лишь подтверждает.

Позиция нашего руководства проста: „Это всё американцы породили“.

Т.Фельгенгауэр― Сразу несколько вопросов от наших слушателей, которые приходят по SMS +7 985 970-45-45 – вы еще можете успеть задать свои вопросы Константину Ремчукову.

Так вот просят вас прокомментировать то, что происходит в Новосибирске. Уже много часов представители Парнаса пытаются как-то, все-таки, доказать, что подлинны те документы, которые они собрали, эти подписи – там есть нотариально заверенные копии паспортов и прочее-прочее. Не принимают, вот, ни в какую. Уже полицию вызвали, всё это в прямом эфире можно наблюдать. Это уже как-то, ну, вот, совсем…

К.Ремчуков― Да, это, вот, и для нашей газеты – наши журналисты внимательно следят за этим процессом – тоже несколько странно, потому что высокопоставленный источник в администрации президента некоторое время назад нам сказал, что общая линия Кремля на то, чтоб не цепляться по мелочам и дать возможность всем поучаствовать в выборах.

И смысл региональных выборов (ну, помимо самостоятельных выборов) в том числе и что если ты проводишь депутата в региональное собрание законодательное, это дает возможность твоей партии без сбора подписей участвовать в выборах 2016 года в Госдуму. И хотя в РПР-Парнас был Борис Немцов, но сейчас раздается много голосов в Думе о том, что Бориса Немцова нет, поэтому давайте аннулируем у РПР-Парнаса это право участвовать в 2016 году, либо давайте увеличим количество субъектов Федерации, в которых нужно иметь свое представительство с тем, чтобы участвовать.

Но тем не менее, как бы, проекция сегодняшней борьбы – это сентябрь следующего года за право попадания в Госдуму. И, вот, мне кажется, сейчас на наших глазах происходит корректировка вот этой стратегии, что за год, если пустить сейчас в предвыборную кампанию РПР-Парнас, можно так раскочегарить протестное настроение в обществе, что к 2016 году в сентябре будет совсем другой сценарий. Поэтому вполне возможно, что и снимут РПР-Парнас.

Сейчас буквально во время нашего эфира, пока мы беседуем в эфире, идет заседание. Будем смотреть. Вот, наши журналисты сказали „Просто нелепые придирки. Там, ФМС – паспорт недействителен и так далее“.

У меня у самого была ситуация: из банка позвонили, говорят „Вы знаете, ваш паспорт недействительный“. Я говорю „Как же? Вот он, паспорт-то“ — „А, вот, он недействительный“. Связываюсь с ФМС – „А, вот, он недействительный“ — „Почему? Вот, он там с 1999 года“ — „А у нас, — говорят, — 1999-й год очень плохо сканируется“.

Т.Фельгенгауэр― Прекрасно.

К.Ремчуков― Но в банке уже знают. Банки начинают базу данных, да? Ну, это абсолютно… У меня потребовалось там 2 дня с тем, чтобы снять это. Никто, естественно, передо мной особо там не извинялся. Надо было ехать. Причем, этого недостаточно: ты приехал, показал, никто не может залезть в компьютер и снять. Никто. Говорят „Хорошо, вы показали, мы это запомнили. А теперь пойдет вся процедура легализации вашего паспорта“.

Вот, я ничего не сделал – я его не терял, я его нет. Они совершили ошибку, и ты на какое-то время остаешься, как бы, с фальшивым паспортом. Поэтому такого рода механизмы, если они используются (вот эта предельная бюрократизация), то, конечно, будет обидно, потому что мне казалось, что именно в Новосибирске – там менеджмент РПР-Парнас достаточно хорошую работу провел. И парадоксально то, что все рпровцы или парнасовцы, которые идут по одномандатным округам, у них претензий нет к ним по сбору подписей. Ну, вот, условно говоря, это общий подход, да? Вот, если мы собираем реальные подписи, то на уровне одномандатника всё нормально, на партии считается, что очень большой брак.

Т.Фельгенгауэр― Ваша газета вообще на протяжении последних нескольких недель (и в эфире мы это даже читали в обзорах) много довольно пишет про Парнас и про отношение к оппозиции несистемной, чего там, как борются, не борются, какие возможности предоставляют или не хотят предоставлять. Как-то меняется отношение власти к соратникам Алексея Навального? Потому что, все-таки, хотя там формально Михаил Касьянов – он лидер, понятно, что всё каждый раз упирается в фамилию Навальный.

К.Ремчуков― Ну, вот, я еще раз говорю, что высокопоставленный чиновник, который достаточно компетентен, там пару недель назад нашему журналисту доверительно сказал, что общая установка „Пусть все борются, пусть все доказывают“. Ну, все прекрасно понимают, что еще 6 лет выдержать без реальной оппозиции в Думе, а иметь только внесистемную, это не есть путь к стабильности, да? И в то же время в каждом конкретном случае… Вот, мы сейчас пытаемся понять: это перегибы на местах, как говорится, и нужно, все-таки, чтобы кто-то из Москвы позвонил и сказал „Кончайте этот беспредел“? Или это, действительно, пересмотренная концепция, что от добра добра не ищут, вот, давайте закроем все клапаны, проведем выборы, а там уже будем решать, в какой форме будем подпускать оппозицию.

Т.Фельгенгауэр― Еще про политику несколько вопросов было на сайте. Просили вас прокомментировать интервью Михаила Ходорковского, которое он дал Дмитрию Быкову, еженедельнику „Собеседник“ по поводу предположений Ходорковского о том, что Путин выиграет президентские выборы и уйдет. И называет даже фамилии возможных преемников – господин Патрушев и господин Иванов. Насколько вам вот эта модель кажется реальной?

К.Ремчуков― Вы знаете, я внимательно прочитал. Может быть, там вот эти лакуны смыслов, которые вымывались… Быков, очень странное такое интервью. Может, я что-то пропустил? Но я, по-моему, не нашел в этом интервью объяснения, зачем надо выигрывать выборы и через год уйти. А вы видели его?

Т.Фельгенгауэр― Нет, я тоже прочитала…

К.Ремчуков― Но оно-то меня больше огорчило, потому что когда такие заявления делают…

Т.Фельгенгауэр― Но там так много пропущено, что я не…

К.Ремчуков― Нет, и тем не менее, я просто не понимаю, ну, в чем смысл? Ну, как вот? Выиграл человек, да? Вот, понимаете, это взгляд какой-то такой… Я не знаю. Ну, должно быть какое-то объяснение, должна быть логика. Ты выигрываешь выборы, ты получаешь много голосов и у тебя есть возможность еще 6 лет решать свои задачи. И эта логика исходит из того, что Путин убежден, что в том, что он делает для России, это благо. А народ, ради которого он рабом на галерах работает, говорит „Продолжай работать“. Вот, как можно уйти? Во имя чего? Вот, должно быть какое-то…

Путин не производит впечатления уставшего человека – он ничем, по-моему, не занимается, кроме как, вот, своим президентством, условно говоря, и всё, что с этим окружает его жизнь. У него нет, по-моему, личной жизни (там, по крайней мере, семейной жизни), то есть он как настоящий Владимир, у которого много было живых жизненных интересов (у князя Владимира). Поэтому это меня, конечно, огорчает.

Огорчил меня там и тезис о том, что Россия может только как автократическое государство развиваться в современном мире. Поэтому, на мой взгляд, это интервью как раз огорчительно показывает, что без реального соприкосновения с действительностью очень сложно сохранять точность оценок и формулировок.

Что касается Иванова и Патрушева, Иванов не был президентом и тогда, когда все считали, поэтому никакого шанса вернуться, мне кажется, нет. Он даже сейчас (некоторые компетентные люди рассказывают) не на всех совещаниях судьбоносных, о которых потом Путин рассказывает, присутствует. То есть он руководит администрацией и гарантирует законодательные вещи.

А Патрушев – тоже нет. Я думаю, что если и кто-то будет когда-то, то это скорее, все-таки, политик типа Рогозина больше шансов, чем у этих людей. А эти будут обеспечивать в тандеме.

Т.Фельгенгауэр― Спасибо большое. Это было особое мнение Константина Ремчукова. Всем счастливо.