Несколько дней как вернулась с Горного Алтая, а меня до сих пор колотит! Такое уж это место – точно какое-то древнее глубоководное чудище из мифов, щёлкающее от переизбытка собственного электричества, парящее лилово-розовым сияющим цветком в густых чернилах изначального хаоса… Там всё яркое, объёмное, настоящее – каким оно и было создано. Там твои ощущения путаются, а органы чувств взвизгивают от перенапряжения!

Ты осязаешь воздух, перебирая обожжёнными пальцами каждую шершавую нитку запаха, вплетённую в общий замысловатый узор из солнца, дождя, ветра, медовой сосновой коры, сиреневого чабреца, беспомощной пыльцы на крыльях бабочек, тёплой пыли, в которую рано или поздно превращаются зелёные камни. Ты слышишь, какого цвета становится река перед самым рассветом, меняя оттенки, глубину, настроение – тысячи лиц в течение дня!

Ты вдыхаешь обжигающий звон всех звёзд небесных и бесконечную, звонкую, льдисто-голубую песню Ньяаан Улгер и Кижиг Улгер. По-алтайски, это ковши Большой и Малой медведиц, которые с начала и до конца времён черпают сияющую ледяную воду небесной реки-дороги Тегри Йол, в чьём русле находится наша галактика Млечный путь. А севернее сверкает Тан Шолмон, Полярная звезда, прозрачная слеза на лике Всевышнего Улгена.

Ты видишь шум ручья, скачущего по крупной гальке. Пробираясь в траве, пробиваясь между корней, он становится мягким шелестом быстрого змеиного тела – по алтайской легенде, завистливый кан-колдун превращал в таких вот змей заневестившихся юных красавиц из своего рода-сеока. Ты пробуешь на вкус движение – голодного полёта чеглока и смертного ужаса крошечных пищащих созданий, оказавшихся в его тени, себя и несущихся по небу облаков, туманящих потемневшие горы. Эти облака и ещё солнце, которое то тонет, то снова всплывает на клубящуюся поверхность, ежеминутно лепят новый рельеф, делая его ближе, дальше, выше, шире, точно горы тоже движутся, вздрагивают, вздыхают.

Ты балансируешь, пытаясь сохранить равновесие, в острых кисло-сладких вспышках молний, бьющих сквозь стеклянные стены обрушившейся с небес воды, в лабиринтах розовых сосен, покрытых зелёными пятнами яркого мха, в достающих до груди фиолетово-жёлтых цветочных лугах, на камнях, сплетённых с корнями в завораживающе живое целое. Ты чувствуешь такую дикую физическую радость, какая бывает только в детстве, когда всё тело звенит-поёт от роста, от невыносимой лёгкости бытия, от всеобщей и частной чудесности – вселенной, бега, плавания, лета, слепого ливня, запахов, вкуса свежих огурцов с хлебом… Крышу сносит!

А самое пугающее – это ощущение присутствия, будто тебя всё время осторожно разглядывает, обнюхивает, дышит в затылок, прикасается… Нечто, вроде бы как не имеющее ни глаз, ни носа, ни дыхания, ни тела… или всё-таки имеющее?! Оно ведь может использовать подручные тела – бабочек, щекотно садящихся пятнистыми ангелами на твоё плечо, липкую невесомость прозрачных паучьих сетей, поймавших твоё лицо в насквозь солнечном лесу, тёплую шершавость широкой сосны под твоей спиной, тонкий трепет нежного синего цветка в твоих пальцах, мокрое, нетерпеливо вздыхающее фырканье золотоглазого детёныша морала, аккуратно лезущего за твоими семечками, холод и морщинки ещё не успевших согреться речных камней.

Подобные метаморфозы, когда боги воплощаются в людей, животных, растения, явления, превращаются в богов, превращают других, сплошь и рядом встречаются во всех древних сказочных мифах – и в алтайских тоже. Взять хоть госпожу Катунь – Катынг – она то убежавшая к жениху дочка алтайского хана, обернувшаяся для быстроты рекой, то жена Бия, взбесившаяся из-за того, что он победил её в беге, то брошенная супруга горы Мустага, который её разлюбил, то тоскующая вдова, кинувшаяся с горя камнем вниз вместе со своим верным конём, то коварная хозяйка воды, перекинувшаяся в

прекраснейшую девицу, дабы утопить человека, посмевшего строить на ней мост, и навеки превратить наглеца в холодную сумрачную скалу.

Увы, сейчас в Горном Алтае практически повсюду, где только можно, бодро маршируют любознательные группки туристов – в лучшем случае, чтобы потом скачать в свою хронику незатейливую фотосессию с собой в главной роли, повторяющую тысячи точно таких же… В худшем – они ведь оставляют на прекрасных, диких, древних, разноцветных алтайских скалах монументально-идиотские свидетельства собственного абсолютно несущественного для вселенной бытия! О! Я точно знаю: глубоко-глубоко под землёй, в нижнем мире праалтайской космогонии, младший из трёх братьев-творцов Эрлик – что-то типа христианского Падшего Ангела – приготовил для таких вот любителей порисовать очень уютное местечко, где каждая осквернившая алтайские камни надпись будет запечатлена на дрожащем тельце осквернителя! Ничего личного – просто око за око.

Но если встать пораньше, пока всё это фотографирующееся, с баллончиками краски, пивом и чипсами, дикое «миклухо-майклайство» отсыпается после вчерашних шашлыков, и просто выйти в лес, на реку, к водопаду, в горное ущелье, да на ту же Козью тропу! Прислониться спиной к истекающей смолистым мёдом сосне, поднять лицо, ощутить каждый запах, цвет, звук, вкус, каждое движение, каждое прикосновение этого места, пустив в себя его силу… Всё это – вместе с тобой – сольётся в одну круговерть, заполнит всю вселенную, так что даже немного перельётся за край, неподвижно застынет разноцветной мшистой скалой, на границе миров, где не бывает времени, раздробится на миллионы крошечных отражений, в которых скользит чеглок, свисает капля солнца с промокшей от дождя хвои, сотрясаются от грома небеса, вертится волчком река, появляются и исчезают звёзды.

… И ты станешь его частью и целым, одновременно бабочкой и мирозданием, живым и никогда не жившим, человеком и богом, а оно – без остатка тобой!

Инна Ким (фото автора)

NK-TV.COM