Нынешняя инфекционная больница № 8 на Медицинской улице, 36, притулилась в тупике малоэтажной застройки глубоко за вокзалом, у подножия поросших мелколесьем холмов.

И некоторым может показаться, что место для неё выбрано совершенно случайно, так сказать, по остаточному принципу. Но это не так. И место, и сама эта больница, наоборот — результат весьма интересного стечения обстоятельств и плод труда по-настоящему профессиональных архитекторов далёких 1930-х годов. Причём именно эта больница была призвана дать начало целому больничному городку, под который, собственно, и выделили даже специальную улицу, совсем не случайно названную Медицинской.

Ещё в 1916 году в проекте города-сада Ново-Кузнецка выдающийся сибирский архитектор А.Д. Крячков предложил именно в этом месте построить городскую больницу. К идее вернулись в начале 1930-х. 5 октября 1930 года планово-контрольный отдел Кузнецкстроя в отчёте о ходе стройработ 1929 - 1930 годов указал: “Район действия больницы включает, помимо заводского городка, также и все прилегающие поселения — Араличевские копи (Куйбышево — Авт.), кирпичный завод и Садгород, что даёт цифру обслуживаемого населения к началу второй пятилетки округлённо 30 тысяч человек и третьей пятилетки - 50 тысяч человек. Ёмкость больницы определяется нами ориентировочно в 220-250 коек при норме - 1 койка на 120-150 человек”.
В пятый раздел титульного списка жилых и общественных зданий города при Кузнецком металлургическом заводе попала и больница: “а) общие отделения - 2-3 кирпичных здания на 2-3 этажа на 180-200 коек; б) изоляционное и заразное отделения — 2 кирпичных здания на 2 этажа на 40-50 коек; в) вспомогательные и служебные отделения — 5-6 кирпичных зданий на 1-2 этажа”. Всего предполагали выстроить десяток зданий с плоскими крышами для использования под солярии.

Однако первоначальный больничный городок на удивление умудрились выстроить не в Садгороде, а в Соцгороде, а ещё точнее - даже не в нём самом, а на Верхней колонии, за промзоной метзавода, где предполагался крупный жилой массив. Кроме того, что с пуском всё новых и новых цехов КМЗ больница оказалась в густых производственных дымах, так ещё и корпуса её ничуть не напоминали кирпичные здания с соляриями. Вместо них были по-быстрому срублены одноэтажные бараки всего на 100 коек. Доклад Сталинского горсовета о строительстве 1 октября 1932 года гласил: “Больничная сеть Сталинска на данный момент представлена 100 койками, но особенно отрицательным моментом является то, что больничные койки здесь размещены во временных помещениях барачного типа. В 1933 году намечено приступить к сооружению больницы по типу магнитогорской на 1307 коек и поликлиники”.

Тогда, в 1932 году немецкий проектировщик Соцгорода Эрнст Май предложил разместить городскую лечебницу в южной части города, на холмах. Знал ли он об изначальной садгородской задумке академика Крячкова, нам неизвестно. Но сама логика привела зодчего, даже в условиях полностью переформатированного пространства, к той же идее — строить больничный городок в тупике у холмов, в самом экологичном месте в пределах тогдашней городской черты: и роза ветров, и насыщенность солнцем здесь были наиболее благоприятны.

Тогда же, в 1932 году, И.П. Бардин подготовил два варианта Титульного списка гражданского строительства на 1932 год, где в первом варианте в графе “больница” значились одиннадцать строений: корпуса хирургический, терапевтический, гинекологический, заразный, патологоанатомический, аптека-лаборатория, кухня, кладовые, прачечная, гараж и временная котельная. Во втором варианте пунктов осталось всего семь: исчезли хирургия, гинекология, гараж и котельная. 22 мая 1932 года на совещании управления КМК с Союзстандартжилстроем последнему было поручено строить больницу по типу магнитогорской.

Однако на деле проект магнитогорской больницы доставили в город Великого Сталина лишь через полтора года — 11 ноября 1933 года, когда Эрнст Май уже паковал чемоданы, дабы через несколько месяцев покинуть СССР. Поэтому троим членам его проектной группы — немецким же архитекторам Горстройпроекта Кунцу, Хебебрандту и Тумбаку — приходилось проектировать медицинский городок, не копируя магнитогорский, а исходя из собственных представлений, взяв за основу, разумеется, ярко-конструктивистскую стилистику (иной немцы и не признавали). А технический директор Кузнецкстроя И.П. Бардин, упреждая события, уже доложил в Москву что “в 1932 году на территории Садгорода начато строительство больницы по проекту архитектора Хебранда” (так Бардин “сократил” замысловатую фамилию немца).

В конце 1933 года проект был выставлен на публичную защиту в общественном комитете с участием всех троих авторов и представителей городских организаций. Поскольку проект имел массу отличий от магнитогорского, было принято решение переработать отдельные детали применительно к местности и доложить в комиссию исполнения при Совнаркоме СССР о задержке составления проекта больницы Горстройпроектом и оттяжке вследствие этого начала строительства.

Ситуация меж тем накалялась не только в градостроительном смысле. Отношение к иностранцам становилось всё хуже и хуже. Помимо начала идеологической кампании против архитектора Эрнста Мая, начались и форменные провокации. Квартиры и вещи иностранцев стали обыскивать в их отсутствие. Архитектору из группы Мая - Вернеру Хебебрандту под чертежи на его столе подбросили военные документы, арестовали и увезли на Лубянку, где он провёл год и откуда с огромным трудом был освобожден и отправлен… в фашистскую уже Германию. Сам Май, дабы, избегая Сталина, не попасть к Гитлеру, предпочёл тогда же, в 1934-м, уехать из СССР не на родину, а в Африку.

Поэтому не мудрено, что лебединая песня маевских соратников так и не была толком спета — парадоксально, но единственным построенным по их проекту зданием больничного городка стала двухэтажная поликлиника, что расположилась в той самой Верхней колонии, откуда медучреждения следовало убирать. Весьма выразительное конструктивистское двухэтажное здание встало на Орлиной улице. От улицы давно не осталось и следа, а само это здание стоит здесь и поныне, слева от корпуса Запсиблифта, унылое и заброшенное.

Меж тем 11 февраля 1934 года на первой заводской культурно-бытовой конференции замдиректора комбината по строительству Кроник подтвердил план: “Начнем строить… больницу на 1300 коек на горе за Садгородом”. Горисполком к тому времени уже провел подготовительные работы в этом районе, освободил территорию от лачуг, переселив 25 семей и потратив 380 тысяч рублей, выделенных Наркомздравом.

Через месяц председатель горсовета Алфеев, заручившись поддержкой руководителей страны М.И. Калинина и В.М. Молотова, решил строить в Сталинске Дом советов, гостиницу и горбольницу. Однако вскоре Госплан снял с финансирования и Дом советов, и гостиницу, и горбольницу.
Поэтому 19 декабря 1934 года Алфеев вместе с секретарём горкома партии Хитаровым написал председателю Совнаркома и Совета труда и обороны В.М. Молотову: “Все имеющиеся больничные здания в г. Сталинске, за исключением одного каменного жилого дома в Соцгороде, представляют из себя деревянные рубленые и термолитовые бараки, амортизированные до 80 и более процентов. Причем эти бараки настолько пришли в негодность, что их нельзя ремонтировать, и при последнем обследовании технической комиссией стройконтроля в главной больнице № 1 выявлено, что корпуса терапевтический, хирургический, гинекологический и 1‑й инфекционный поражены грибком: сгнили нижние венцы, половые балки, “стулья” и половые доски. Ввиду того, что больничные здания строились в 1930 году как временные (из сырого леса и на болотистом грунте), имеются серьезные опасения о возможности поражения грибком и других бараков. Таким образом, Сталинску грозит опасность через 1-2 года остаться совершенно без больничных зданий”.

Меж тем этот барачный больничный городок просуществовал до 1950-х годов. Но город от намерения построить новую большую больницу не отступился. 8 октября 1935 года горсовет вновь отвёл всё тот же участок в Сад-городе под строительство больницы, только уже на 500 коек, наметив пуск первой очереди на 250 коек на следующий, 1936 год. А через четыре месяца, 14 февраля 1936 года, вышло новое постановление горсовета: “Признать ударным это строительство и отвести участок размером 10 гектаров”. Смешно, конечно, но, как видим, за пятилетку этот многострадальный участок официально выделялся под больницу несколько раз.
Радикальное — в два с половиной раза - уменьшение количества коек означает, что был отвергнут как проект немецких зодчих, так и магнитогорский прототип. Кого же считать автором садгородской больницы? Особенно когда узких специалистов по проектированию медучреждений в городе тогда не было. Для ответа на этот вопрос следует обратить внимание на стилистику и пространственную композицию единственного из зданий больницы, построенного в то время.
Симметричное двухэтажное с высоким цоколем кирпичное оштукатуренное здание в виде длинной ленты фланкировано с северной стороны двумя сильно выступающими ризалитами. Последние образуют курдонер перед квадратным выступом с апсидой. Глухие торцы этих курдонеров украшены фальшарками между пилястрами и высокими парапетами, скрывающими вальмовую крышу и имитирующими плоскую кровлю. Отдельные входы в отделения с южной стороны выходят на длинную террасу и снабжены бетонными козырьками. Окраска здания первоначально была, очевидно, совсем иной, чем сейчас: не серой, а светлой, а возможно, и с сочетанием двух контрастных цветов.

Эти особенности весьма напоминают единственную к тому времени крупную больницу Кузнецкого округа - двухэтажную окружную в Щегловске — нынешний старый корпус третьей горбольницы Кемерова у горсада на улице Островского, 22. Её построили в 1927 году по проекту художника-строителя А. Данилова-Шамина и инженера А.Г. Шигенина. Её уникальный вид отражал происходивший тогда в стране переход от неоклассицизма и рационального модерна к конструктивизму. Именно это интересное сочетание стилей свойственно и садгородской больнице, которая возведена девятью годами позже, когда подобный “букет” стилей вообще не мог сойти с планшетов архитекторов — “государственный” стиль к этому времени резко поменялся: от прежней неоклассики и модерна не осталось и следа, а сменивший их конструктивизм был волевым решением отправлен на свалку истории.
В планировочном отношении кемеровская больница тоже явно послужила образцом: сочетание плоского фасада и развитого рельефа другого с курдонером из глубоких ризалитов и центральным выступом — не такое уж распростанённое решение, а оно повторено, пусть и с некоторыми изменениями.
Поэтому возьмём смелость предположить, что архитекторы Сталинска переняли и развили проект Данилова-Шанина и Шигенина, повторив и “отменённую” к тому времени стилистику. Это делает больницу уникальной в архитектурном плане, поскольку такие вот заимствования из серии “вперёд в прошлое” весьма редки.

Но полноценному больничному городку на Медицинской улице всё же была не судьба вырасти. Пока тяжело принимались решения и город приступал к её постройке, территория Араличевских копей (угольных залежей нынешнего Куйбышевского района) была значительно расширена, захватив и значительную долю участка стройплощадки, который оказывался на разрабатываемых площадях Редаковской шахты. Из-за этого дальнейшее строительство больницы 10 декабря 1938 года было законсервировано. Единственный построенный корпус главной городской больницей так и не стал, а был преобразован в городскую инфекционную больницу № 8.

Кузнецкий рабочий
Автор: Вячеслав Паничкин