Откровенная. Поэтичная. Раздражающая. Грустная. Банальная. Странная. Забавная. Скучная. Нежная… «История медведей панда, рассказанная одним саксофонистом, у которого имеется подружка во Франкфурте». Она не вызвала у меня сочувствия, нет. Да там, если честно, и не кому, и не за что сочувствовать. Но эта премьера Новокузнецкого драматического театра зацепила так, что до сих пор не отпускает. Я всё думаю, думаю… А ведь она мне не очень-то и понравилась – просто она меня заворожила, медленно погрузив в своё пугающее и ласкающее иномирье!
А так всё понятно начиналось! Она и Он просыпаются в одной постели, в общем-то не помня друг друга. Во всяком случае – Он точно не помнит, ни как её зовут, ни откуда они сюда пришли. Даже комнату, в которой они оказались вместе, Он не узнаёт. Что ж. Бывает. Выпей-ка столько вина! Шесть-семь бутылок только у кровати стоят, а до кровати наверняка были ещё. В принципе, ничего страшного. Встретились. Переспали. Разбежались в разные стороны. В Его жизни обаятельного пьяницы, гениально играющего на саксофоне и читающего наизусть Бодлера, такое происходит явно не в первый раз.
Но почему-то именно Её Он не может просто так отпустить ли, выпроводить ли.
Ну не может и не может, мне-то что? Правду сказать, я уже скучаю. Слишком много слов. Хотя зачем тут какие-то слова? И так всё ясно: есть мужчина, женщина – и ночь, когда они вместе.
Вернее – девять ночей. Странных. Забавных. Нежных. Бесящих. Изнемогающих от кровосмешения двух дыханий на мокрых от пота простынях, когда можно смеяться счастливым хриплым смехом и пить Пюлиньи Монтраше сорок пятого из одного бокала. Соединяющих жар и прохладу, тьму и сияние, тихий крик и ликующий шёпот любви.
Она. Скажи «а», как будто ты мне объясняешься в любви.
Он. а.
Она. Скажи «а», чтобы я поняла, что ты меня никогда не забудешь.
Он. а.
Она. Скажи «а», чтобы я поняла, какая я красивая.
Он. а!
Она. Скажи «а», чтобы я поняла, что ты придурок.
Он. а.
Она. Скажи «а», чтобы я поняла, как сильно ты меня хочешь.
Он. а.
Спектакль идёт под самой крышей, в тесном пространстве, практически глаза в глаза, так что видишь и вдруг пугающие, крутящиеся зрачки героя (что это с ним? Неужели… Нет, правда?!), и странную, отстранённую, внимательную усмешку героини (а она тогда кто? Не может быть!), а в финале – серебряные от слёз лица обоих. Это так красиво, волнующе, нежно. И Она невероятно красивая! Какой-то гладкой, сияющей, будто и неживой красотой.
Так кто же Она, кто? Загадочная и бесконечно влекущая, желанная, заветная. Ей не нужны ни ключи, ни даже двери – чтобы войти. Ей не нужен телефон – чтобы дозвониться. Она всегда рядом – даже если Её рядом нет. Она знает ответы на все вопросы. Носит с собой маленький будильник, любит Бодлера, умеет слушать тишину.
… Ну, конечно!
Рассказываемая на расстоянии вытянутой руки история становится всё очевиднее… и банальнее. Впрочем, ни драматург, ни режиссёр ничего особенно и не скрывают. Ещё в первую ночь…
Он. Скажи им, что нас нигде нет!
Она (прячась вместе с ним под одеялом, пока он гасит лампу у изголовья). Нас нигде нет! Поняли, вы, уроды!
А потом и вовсе… Он лежит поверх кровати, руки безжизненно вытянуты вдоль тела, чёрный костюм, заострившийся нос. А его голос – будто вышедший из мёртво лежащего тела – говорит то из одного места, то совсем из другого. Он – везде! Он – нигде!
Нет, ну правда, таких историй написаны тысячи! Но почему же эта схватила и держит?! Не из-за того же, как именно она рассказывается? Если честно, это происходит, в общем-то, тоже банально.
Вот Она, голая, идёт в ванную (и мне становится почти стыдно от обыкновенности этой сцены). Вот они передразнивают живущих по соседству мадмуазель Верне и месье Обри (обычные игры влюблённых). Вот Он несёт какую-то ахинею про детёнышей принесённого Ею невидимого существа, которые – поразительная жажда жизни! –совокупляются со светом, Его отражением в зеркале, минутами их любви.
И вдруг! В одно мгновенье они превращаются в шагаловских влюблённых. Помните, двое «Над городом»? Он держит Её, боясь разжать хрупкое объятие, Она вытянуло крыло нежной руки – летят! А под ними дома, заборы, храмы, небо Витебска, Будапешта, Парижа, Новокузнецка… Какая разница!
Она. Мы превратились в два голоса, мы всего лишь два летящих голоса.
Он. Мы нечто большее.
Она. Что же?
Он. Скорее, два взмаха летящих крыльев.
Она. Два взмаха белых летящих крыльев.
Он. Да, два взмаха белых летящих крыльев.
Она открывает окно – самое настоящее окно, за которым самая настоящая новокузнецкая зима, мгновенно вымораживающая маленький зрительный зал и сцену, где Он неподвижно лежит на кровати.
А Он всё ещё тревожится, ведь Она Его не только манит, но и пугает (как любого человека). Да, Он страшится упасть. Но постепенно страх, тишина, все незаданные вопросы и больше не нужные ответы исчезают. О, прекрасный сверкающий мир, где можно, слившись, парить и разговаривать вечность! А Он, вот глупый, решает, что им стоит перебраться «на другую сторону»… Где бы Он родился медведем панда в клёвом франкфуртском зоопарке, жил бы долго и счастливо, жевал яблоки, глазел на посетителей, пока однажды Она снова не придёт за Ним.
Так клёво! Раздражение, нежность, скука, грусть, смех, поэзия, обыкновенность и диковинность короткой – длящейся меньше полутора часов – «Истории медведей панда, рассказанной одним саксофонистом, у которого имеется подружка во Франкфурте» становятся чем-то необъяснимо важным, требующим неторопливого осмысления. Такого же нежного, долгого и ленивого, ну, например, как занятия любовью.
А состояние, в которое я незаметно для себя погрузилась, ни за что не хочет отпускать. И вот, задумавшись, я – на автомате – спускаюсь после «прогона» по каким-то бесчисленным тёмным лестницам. И внезапно остаюсь совсем одна в узких незнакомых коридорах. Тороплюсь. Толкаюсь вперёд… И оказываюсь на свету! В мире, где на меня смотрят люди и что-то говорят. Где морозный воздух врывается в лёгкие. Где гудят машины и сверкают огни.
… Как будто я только что родилась!
Не удивительно, что на премьеру «Истории» весь декабрь было не достать билетов – их раскупали сразу же. Только жаль, что из спектакля Новокузнецкого драматического театра были «вырезаны» мадмуазель Верне и месье Обри – те самые, которых передразнивают влюблённые Она и Он и которые, так похожие друг на друга и словно друг для друга созданные, вот ведь бедолаги, никогда не пересекаются. Тихоня Верне всегда проскальзывает в свою квартирку, когда скромный Обри уже минут пятнадцать как вышел из подъезда!
Но у Матея Вишнека – автора пьесы – они встречаются! Молодых людей – новых шагаловских влюблённых – в качестве свидетелей приглашает комиссар, когда вскрывает дверь в квартиру их соседа Пайоля, не выходившего из дома уже десять дней.
И в этой встрече, рождённой чужой случайной смертью, столько хрупкой пронзительности и надежды на непрерывность жизни!
… Ну нет их, так нет. Всё равно получилось круто. Такая красивая философская сказка о смерти – как о переживаемом опыте любви.
Был человек и вот однажды его просто не стало. Остановилось сердце, он перестал волноваться, мечтать и дышать. Но куда исчезает человеческое дыхание?
Где это место?
Может, там пульсирующее ослепительно-нежным голубым сиянием живое море, в которое можно погрузиться до просвеченного солнцем дна, не захлебнувшись и не утонув. И гигантские цветы, тонко раскачивающиеся на высоких стеблях. И окутанные уютною мглою сонные лощины, сквозь которые медленно течёт широкая тёмная река. И мамин сад, все деревья в котором отец посадил в честь рождения детей. Первой начинает цвести вишня…
«Позже появляются сливы… абрикосы… Еще позже приходит время яблок, а в конце осени созревают груша и орех… Зимой ель продолжает зеленеть, и мать может задерживать на ней свой взгляд… А эбеновое дерево… Оно растёт так медленно, что создаётся впечатление, будто это ребёнок, гуляющий возле дома».
А может, и нет никакой смерти? Ты просто засыпаешь – и просыпаешься. Во франкфуртском зоопарке, а в твоей когтистой лапе – яблоко!
И никогда не прерывается пир Валгаллы под высокой крышей из позолоченных щитов; влажно перешёптываются тростники Иалу; шипят и щёлкают свечи в домике с венецианским окном.
«И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».
А в какую смерть верите вы?
«История медведей панда, рассказанная одним саксофонистом, у которого имеется подружка во Франкфурте». Режиссёр – Ярослав Рахманин. Художник – Константин Соловьёв. Помощник режиссёра – Дарья Евсеева. В главных ролях – Александр Шрейтер и Екатерина Пономарёва. Ближайшие показы – 18 и 29 января. Не опоздайте!
Инна Ким
NK-TV.COM
