Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова в Новокузнецке нежно любят. Всегда ждут. Заранее предвкушают. В этот раз москвичи угощали нас спектаклем «Война и мир». К слову, тот состоялся в рамках Международного театрального фестиваля-форума «Сверкающие грани театра» и при помощи средств Президентского фонда культурных инициатив, так что билеты на нашумевшую постановку РимасаТуминаса достались новокузнецким театралам, считайте, даром (самые дорогие стоили три тысячи). А главное – спектакль по роману Льва Николаевича, который мы смотрели, был один в один как в Москве. 

Для этого в Кузбасс из златоглавой были загодя отправленыдве пятитонные фуры с декорациями и костюмами. А вслед за ними прилетел внушительный коллектив работников сцены и задействованных в «Войне и мире» артистов-персонажей, которых, если помните, у Толстого, и правда, предостаточно.

И вот Новокузнецкий драматический театр уж полон, ложи блещут. Учителя и администраторы строго-настрого шепчут последние наставления школьникам, которые пришли на «Войну и мир» по Пушкинской карте (наверняка ведь утомлённые призраком ЕГЭ десятиклассники в лучшем случае просто продиагоналят великий роман, а тут хоть посмотрят и, может, даже поймут, что там к чему!). 

Зрители, притихнув, приготовились наслаждаться.

… И уже начало спектакля – где в салоне Анны Павловны Шерер досужие, скрипучие, жестяные голоса «света» обсуждают противостояние «Бонопарте» и Александра III – расцарапало! Я ощущаю нарастающее внутреннее сопротивление: не хочу это смотреть, не буду, мне не нравится! Но, если честно, происходящее на сцене – талантливое, манкое – затягивает всё сильнее.

ФИЛИГРАННАЯ ИГРА!

Какое же это дивное эстетическое удовольствие – следовать за героями «Войны и мира» послушными взглядом, слухом, всеми клеточками души! Каждое произнесённое слово, произведённое движение, явленная в спектакле эмоция – не случайны. Ну что за прелесть! Ростовы возвращаются с бала: впереди «графинюшка», за ней пританцовывающий (но почтительный-почтительный) граф, а замыкают смешную процессию, утячьим клюющим носами гуськом, сонные натанцевавшиеся девчонки Наташа и Соня.

А какой удивительный, мягкий, растерянный, аутентичныйПьер Безухов в волнующемся, торопливом своём монологе перед женитьбой. Ему верит, добродушно посмеиваясь, весь зал!

«Ну как это началось? Когда сделалось?» – так искренне и забавно недоумевает любимый толстовский герой, что мы его тоже крепко-накрепко любим.

И любим Наташу за одни её смешные, юные, отчаянные слова: «Неужели так никто не подойдёт ко мне, неужели я не буду танцевать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть! Они должны же знать, как мне хочется танцевать».

Вот она стоит посреди первого своего бала, опустив тоненькие руки и с мерно-поднимающейся, чуть определённой грудью, сдерживая дыхание и глядя перед собой блестящими, испуганными глазами, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе… Да что Наташа! Она всё-таки главная героиня. Только в Вахтанговских «Войне и мире» вообще нет маленьких ролей. Взять московскую барыню Марью Дмитриевну Ахросимову, которая за пять часов, пока идёт спектакль, появляется на сцене дважды и всего с несколькими репликами, а смотреть на неё хочется беспрерывно!  

И нет несущественных деталей – все они, филигранные, продуманные, а нередко и метафоричные, имеют собственные вес и смысл.

ЧЁРТ В ДЕТАЛЯХ

Ох уж эти детали! Сказать правду? Иногда я им не верю… Ну не верю, и всё! В трогательной сцене, где старший князь Балконский прощается с младшим, перед которым маячит слава (как он думает), а на самом деле разочарование в Наполеоне, в войне и в себе (а ещё прекрасное небо Аустерлица и неохватный одинокий русский дуб), отецвдруг кричит, как от сильной боли, хотя представить, чтобы властный и желчный Николай Андреевич был настолько не сдержан в эмоциях, лично я не могу.

А следом следует сцена, и вовсе вызывающая моё недоумение: Андрей сжигает бумаги отца (а всего минуту назад обещал тому их сохранить!). Я понимаю, что это метафора… Но чего? Будущей отцовской смерти? Сыновней жажды славы в войне? Всё не то! 

Или вот. Князь Николай Андреевич умер, французы практически в Лысых Горах – имении Балконских, мадемуазель Бурьен (по роману, она компаньонка княжны, по спектаклю – ещё и любовница старика-хозяина) уговаривает Марью просить покровительства у французского генерала Рамо. А нежная, жертвенная, тихая княжна начинает кричать и трясти перед носом француженки гневно сжатым кулаком! Да быть такого не может! Отказаться от милости врага – да. Поднять на кого-либо руку – нет. Это абсолютно не в характере Марьи Балконской.

А этим деталям я верю! Как шалят Ростовы, надувая фантастические паруса и размахивая смычками, изображая тройки и стремительные корабли. Как старик Балконскийиграет на фортепиано – как он играет жизнями трёх окружающих его женщин.

Ещё одна чудная деталь: родители не любят старшую дочь, холодную красавицу Веру Ростову (её не любит и Толстой), и когда она склоняется на плечо отца, тот вскакивает, а Вера так и сидит, неприкаянно изогнувшись.

… Некоторые детали меня, мягко говоря, удивляют – например, целующаяся со своей протеже Анна Шерер. Толерантненько, ничего не скажешь! Хотя… По сути, это в духе развратной Элен. Ну помните: «… что-то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что-то запрещённое. Мне говорили, что её брат Анатоль был влюблён в неё, и она влюблена в него, что была целая история и что от этого услали Анатоля».

А некоторые забавляют – вот Пьер объясняется с Наташей, а по сцене идёт сам покровительствующий своим любимым героям Лев Николаевич Толстой!

50 ОТТЕНКОВ СЕРОГО

Под стать каждой такой детали – неслучайной, прекрасной,радующей или раздражающей – и все мельчайшие нюансы оформления спектакля. И прежде всего, огромная серая стена, которая трансформируется в зрительском воображении то в салон Анны Павловны, то в сад и дом Лысых Гор, то в блистательный бал, то в горящую Москву.

В декорациях и костюмах «Войны и мира» вообще много серого цвета. Ведь вопреки утверждениям физиков о том, что белый является комбинацией всех цветов, главный цвет, получающийся, если смешать чёрный и белый, – именно серый. Так что на сцене мы видим 50 и даже больше оттенков этого самого важного серого цвета. 

Как серый – соль всех цветов, так и классика – главная музыка в мире. Это чудо, как она звучит в каждом монологе, каждом диалоге, каждой сцене спектакля, играя свою роль – множество ролей – не хуже героев-людей!

Но её, музыку, рождают не одни лишь инструменты. Голоса персонажей сами звучат как музыка! И не только, к примеру, в «Царице Небесной», которую женщины-Ростовы поют сначала акапельно, потом под контрабас. Можно просто закрыть глаза и слушать непрестанно меняющиеся, текущие, бликующие интонации графа и «графинюшки» Ростовых или Пьера Безухова, – уловленный слухом образ будет полноценным. 

«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – невероятно, нежно, гибельно произносит Элен, – Вы не замечали, что я женщина?». 

«Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» – восклицает-выпевает Наташа. О. Отныне «Война и мир» Толстого, когда я открою книгу, станут звучать для меня голосами артистов Вахтанговского театра.

СЛИШКОМ МНОГО ВОЙНЫ

С первых сцен спектакль создаёт ощущение, которое к финалу становится нестерпимым: война – это константное состояние мира. В счастливые детские воспоминания повзрослевших детей-Ростовых врывается пока непонятный, страшный лязг. Дивную музыку балов, концертов, детства, любви выдавливает какофония звуков войны… А театр военных действий всё ближе, ближе! Уже семейство Ростовых собирается бежать из захваченной французами Москвы, и «графинюшка» спорит с графом по поводу подвод, на которых надо вывозить имущество, а их занимают раненные!   

И всё это слишком болезненно, потому что болит прямо сейчас. 

«Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, – горько, с лихорадочно блестящими глазами восклицает Андрей Балконский, – Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение её, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство».

«Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – недоумевает Николенька.

Этот храбрый мальчик не хочет умирать! Он не хочет убивать! Он не хочет воевать!

А все слова «за войну», Отечество и Россию в спектакле произносят самые несимпатичные персонажи – целующаяся с Элен жестяноголосая Анна Шерер и все досужие сплетники из высшего общества. Они, включая Элен, даже снимают свою одежду для фронта (правда, одна из пустых суетливых дам в итоге прибегает и забирает своё платье). 

И знаете что? Эти сцены, единственные, меня коробят. Они кажутся слишком грубыми, в лоб памфлетными. Да и война «Войны и мира» получается какой-то карикатурно-злободневно-однобокой. Мы же говорим об инсценировке романа Льва Николаевича, да? Тогда где подвиг народа в Бородинском сражении, о котором как-то очень вскользь, буквально парой слов, упоминает Николенька?

Наконец, где Платон Каратаев?!

Нет как нет. Зато есть сумасшедшая барыня, собравшаясяподпалить свой дом, чтобы французы её не обворовали… Что ж, так и подожгли Москву?

НЕЛЬЗЯ ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯТНОЕ?

А опасения новокузнецких зрителей, что им будет трудно «высидеть» пятичасовой спектакль, не оправдались! Наоборот. Многие говорили, что с удовольствием смотрели бы спектакль ещё хоть час.

… Лично мне тоже не хватило этого часа. Думаю, он мог бы всё соединить и объяснить, заставить плакать и сострадать. А так спектакль словно распался на отдельные – прекрасные – сцены. Каждая из них – полноценное произведение искусства. Но «вместе» как-то не получилось.

Это ощущение рваности, фрагментарности, эклектичности – и необыкновенной талантливости – увиденного преследует меня до сих пор. Да, за летящие единым дыханием пять часов Вахтанговских «Войны и мира» можно проследить историю Наташи, можно увидеть, как меняется Андрей, каким милым и естественным становится Пьер (будто возвращаясь к истинному самому себе). Да только ощущения целого так и не возникает!

… Потому что в спектакле слишком много войны и совсем нет мира – мира «Войны и мира» Льва Николаевича! Того самого, где постоянно беременная спокойная и счастливая Наташа обнимает мужа-Пьера, где счастливы и многодетны княжна Марья и Николай Ростов.

Если только – как советует режиссёр спектакля РимасТуминас – «для правильного прочтения Толстого следует понимать слово «мир», как вселенную, как человечество»!

Но всё равно её, войны, оказывается гораздо больше мира, вселенной, человечества. А иначе почему гаснет Наташа – главные свет и жизнь толстовского романа?

В финале самой тяжёлой третьей части спектакля, где звучит пронзительная, трагичная музыка и где происходят непоправимые смерть старика Балконского, война, смертельное ранение Андрея, во время последнего объяснения его и Наташи, она появляется в чёрном платье (вместо белого), с опущенными плечами и головой. И даже когда траурная Наташа несётся в танце под их первый с Андреем вальс, это не похоже на возрождение, скорее – на пляску смерти (опять война!).

В следующей сцене (или через сцену) мы видим Пьера. Он в плену, рассуждает о том, что человек рождён для счастья, и это счастье в нём самом. Счастье просто утолить голод, когда хочешь есть, и выпить воды, когда чувствуешь жажду. Счастье говорить с человеком – когда тебе одиноко. Пьер признаётся, что у него больше нет мыслей о России, о войне, о политике, о Наполеоне. Он думает о жизни. Он думает о Наташе.

… Хорошо, но дальше-то что? Наташа не пойми где, сбежала из подожжённой сумасшедшей барыней Москвы, в чёрном платье, погасшая. Пьер в плену, мечтающий о Наташе, но и только.

А на этом спектакль заканчивается! 

ДЕТИ УСТАЛИ

Прощаясь с Наташей, смертельно раненный Андрей почти молит: буду жить… Любовь сильнее смерти… Мне открылось новое счастье – счастье любви… И умирает! 

А за моей спиной в голос хохочут девчонки-десятиклассницы (думаю всё-таки не над Наташей и Андреем, а над чем-то своим, девчачьим). Просто они устали. Просто не читали «Войну и мир»-роман и, видимо, запутались в «Войне и мире»-спектакле. Вот им и стало скучно. 

… И от меня не отвязывается одна свербящая мысль: а ведь эти пришедшие по Пушкинской карте дети, поди, так и решат, что Лев Николаевич окончил свой роман пленом Пьера и горем Наташи, кулаком Марьи и сражающимся Николаем. Да запросто! 

Но главное даже не это (пусть десятиклассники сами читают «Войну и мир»!). Важно другое… В самые тяжелые, самые тёмные и мрачные времена искусство утешало и давало надежду. Именно это делает нас, людей, сильными, способными победить войну и возродить мир. А без надежды это невозможно. Но её-то мне и не хватило в постановке Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова.

Впрочем, вполне возможно, что я не права. А правы сотни новокузнечан, бывшие в неописуемом восторге от спектакля, который в нашем городе шёл с 18 по 21 октября. А с сегодняшнего дня и до 27-го «перебрался» на кемеровскую сцену. Это действительно крутая постановка, так что поневоле позавидуешь кемеровчанам, которые увидят Вахтанговские «Войну и мир» в первый раз.

Инна Ким

Фото Ирины Гавриловой