Прочитал книгу кемеровского историка Коновалова: «История Кемеровской области в биографиях партийных руководителей (1943-1991)». Качественная работа, основанная на большом количестве документальных источников. Источники собственно подтверждают то, что и так все знали, а если не знали то догадывались.
Прежде всего это двойная структура управления, сложившаяся в советское время. Полувоенизированная система ведомств, строго подчиненная центру, сочеталась с партийной властью, исполнявшей на местах роль гражданской администрации. Если ведомства были вертикально ориентированы и заточены на Москву, то партийные органы были разделены территориально. Но это не значит что обкомы КПСС представляли какой-то более демократический институт с развитыми горизонтальными связями. Это были обычные феодальные княжества, только что не наследственные, с устойчивой элитой, прочно связанной взаимными узкокорыстными интересами. Во времени эти постоянные интересы продлевались с помощью тщательно отбиравшейся номенклатуры, чьей главной задачей было обеспечить себе максимально комфортное существование.
Можно сказать, что Кузбасс в целом и Новокузнецк в частности пали жертвой соперничества отраслевых и бюрократических кланов.
Юг Кузбасса воспринимался партийной номенклатурой еще с самого начала индустриализации как анклав, управляемый угольным и металлургическим министерствами. Номенклатуре негде было особо развернуться, не на чем погреть руки, потому что все здесь определяли промышленные магнаты в виде директоров заводов и трестов. Директора в свою очередь подчинялись прямо Москве и смотрели на партаппаратчиков как на досадную помеху.
Поэтому создание области с центром в Кемерово было предопределено желанием партактива заиметь собственное удельное княжество. В Кемерово они чувствовали себя намного увереннее и свободнее. Я уже приводил цитату из книги перебежчика Кравченко, относящуюся к 1939 г. :«К счастью Кемерово оказалось вполне удовлетворительным местом. Это был город с населением около 125 тысяч жителей, с широкими улицами, просторными парками, значительным объемом нового жилья и особенно красивыми зданиями для чиновников и руководителей. На периферии как обычно было несколько кварталов уродливых бараков и даже несколько жалких землянок, но в общем условия были необычно приятными». Так региональная элита нашла для себя уютное гнездышко, которое могла обустраивать по собственному желанию.
В этом темном царстве корысти и властолюбия как луч света промелькнула миссия Емельяна Ярославского в конце 1942 г. Человек со стороны, не связанный с местными группировками, он объективно оценил ситуацию и заявил о необходимости создания из Кузбасса отдельного региона с центром в Новокузнецке. Это было бы наиболее эффективное решение, действительно приближавшее управление к центру тяжести, к промышленному ядру Кузбасса. Оно позволило бы уравновесить интересы как отраслевых «силовиков» так и гражданской бюрократии, заставило бы их сообща решать общие для региона проблемы. К сожалению скудоумие и личные амбиции Белана и хитроумная расчетливость партийной элиты не позволили осуществиться этому замыслу.
Сыграло роль и то, что в одну область решили включить весь угольный бассейн вместе с северным аппендиксом, в котором расположены Кемерово и Анжеро-Судженск и чтобы округлить границы заодно присоединили и пустую четверть — аграрные районы в бассейне Чулыма. Эта удаленная местность одновременно должна была стать «огородом» Кузбасса и источником крепежного леса для шахт. Область таким образом оказалась искусственно смещенной на северо-восток, хотя правильнее было бы присоединить к Кузбассу районы восточного Алтая, издавна тесно связанные с Кузнецкой землей. Но получилось, то что получилось и Кемерово оказалось ближе к центру новой области, ближе к «огороду», причем чисто географически, по карте. Никаким крупным транспортным узлом оно не являлось и представляло из себя конечную станцию тупиковой железнодорожной ветки. Автомобильный Транссиб проходил тогда через Томск. Томск был надежнее и удобнее связан с бассейном Чулыма и именно к нему надо было присоединять районы, расположенные вдоль Транссиба. Но в 1944 г. в состав только что созданной Томской области был отдан лишь один район.
Ну а что было дальше, после образование Кемеровской области, в книге отлично описано. Кемеровская партократия кинулась усиленно облагораживать место своего пребывания. Секретари обкома выступали в качестве активных лоббистов областной столицы хотя и обладали небольшим лоббистским потенциалом. Эти мелкие, но целеустремленные хищники старались откусить лишний кусочек всюду где это было возможно, пытались максимально расширить свою кормовую базу. С сильными производственными министерствами им справиться не удалось, поэтому например провалились попытки создать в Кемерово мощное машиностроение. Зато они удачно давили на слабые второстепенными ведомства вроде образования, здравоохранения и культуры, при этом крепким орешком оказалась Академия Наук, которая представляла самостоятельную влиятельную силу. Правдами и неправдами кемеровчанам удалось сосредоточить у себя максимально возможный набор непроизводственных функций. Разумеется все это делалось, как бы на благо области, прикрываясь интересами всего Кузбасса.
Сам же Кузбасс оставался сферой влияния могущественных минуглепрома и минчермета, заповедником старой грязной промышленности, отсталой бытовой культуры, слабого образования, тяжелейших условий труда и жизни. Расхваливая первого секретаря обкома Ештокина, Коновалов сам же подводит итоги его правления, цитата: «О ненормальных условиях жизни шахтеров в золотые годы застоя свидетельствуют данные по городам Прокопьевску и Киселевску. В 1977 (!)году только 51 % жилого фонда бьm обеспечен канализацией, 48 — центральным отоплением, 38 — горячим водоснабжением • Около 170 тысяч человек проживало в ветхом жилье, дефицит жилищного строительства составлял более 3 млн кв. метров.» То есть влияния, а вполне возможно и желания секретарей обкома не хватало на решение насущных бытовых проблем индустриальных городов Кузбасса. И где уж точно не было желания, так это в расширении социально-экономических перспектив для этих городов. Благие намерения кемеровской бюрократии в основном вращались вокруг развития областной столицы и северных районов.
Таким образом главная часть области осталась сиротой, дитем без глаза под «присмотром» у двух нянек. Ни московские ведомства, ни кемеровский обком не проявляли особого интереса к судьбе промышленного анклава. В лучшем случае, как это было с Новокузнецком, дело ограничивалось строительством жилья и культурно-бытовой инфраструктуры, обслуживающей текущее состояние экономики. Ни о каком заделе на будущее речь не шла, даже модернизация действующих предприятий проводилась крайне медленно и с большим скрипом. Местная городская элита, выросшая под крылом промышленных гигантов, получилась совершенно беззубой, близорукой, не умеющей постоять за себя.
Государственные средства распределялись исключительно наверху и по направлениям интересным для руководства. Административный ресурс имел решающее значение и доставался тому кто был ближе к вождю (вождям). Вообще наблюдалось яркое противоречие между величием замысла, мощью первоначального рывка и быстрым вырождением правящей элиты, начавшейся при Сталине и продолжающейся до сих пор. Жалкие представители этой элиты настолько были озабочены собственным благополучием что совсем разучились жертвовать им, даже когда этого требовали интересы государства и общества. Советская власть перестала быть советской, потому что разумных советов никто не хотел слышать. На каждом уровне власти сформировалась своя олигархия, тяжелая неповоротливая, коррумпированная. Консенсус и компромисс, учет различных точек зрения исчезли из оборота, ориентиром для движения остались только собственные хотелки, которые и привели к краху. Можно не сомневаться что они же приведут к краху и нынешнюю систему, которая построена на такой же жадности и жажде безграничной власти. Кузбасс и Новокузнецк здесь выступают как барометр — если им хреново, значит вся страна движется не в ту сторону.
