Сибирские Штаты Америки

Формально активы остаются в России. И КрАЗ (с нулевых — токсичное сердце «Русала»), и БрАЗ (Братский), крупнейшие в мире, и другие, помельче. Равно как и сопутствующие им экологические катастрофы в городах присутствия «Русала». И плотины на сибирских реках, равно как и гигантские мертвые водохранилища, ими образованные. Остается и Байкал (верхний бьеф Иркутской ГЭС). Все материальное, тяжкий труд, смрад, очереди в онкодиспансеры не переносятся в США, но управлять Русалом и головной En+ будут советы директоров, согласованные с американским минфином. Дерипаска не имеет права номинировать кандидатуры, Дерипаску уволили.

Большинству в совете директоров En+ предписано быть абсолютно независимыми от Дерипаски, половине (6 из 12) — иметь гражданство США/Великобритании. Пакет Дерипаски и его родни в En+  принудительно раздербанивают,  голосовать Дерипаска сможет не более чем 35%. Никаких денег за уменьшение пакета Дерипаска и его бизнес не получат. Противная сторона по-джентльменски подсластила пилюлю Путину: часть акций Дерипаски отдают банку ВТБ, контролируемому РФ, — чтобы органы пропаганды в России могли вещать о «частичной национализации».

В алюминиевом производстве силу акций в принципе не стоит преувеличивать, уж тем более в такой ситуации: сливки снимать и влиять на военную промышленность, авиастроение, судостроение будут те, кто осуществляет оперативное управление заводами. В России это теперь — США. Может, и рано говорить о смене эпох в стране, но тенденция намечена. (Почему, кстати, пятой колонной и национал-предателями называют не кремлевских, не родителей этой истории, а совершенно других людей?)

Конечно, «Русский алюминий» давно, с нулевых, никакой не русский, и зарегистрирован, как и En+, не в России, и прибыль мечет тоже не в Россию. Факт, что «просрали все полимеры», констатирован еще в те же нулевые в Череповце коллегами-металлургами на совещании, что уж теперь. И все же Дерипаска не раз говорил, что не отделяет себя от российского государства. И даже — готов отдать ему активы.

Но зачем они государству, если внутреннее потребление в осажденной крепости минимально? Сокращать рабочих?

В начале 90-х говорили: кому достанется КрАЗ, тот будет править Красноярском. Так и вышло. Спроецируйте на то, сколько всего теперь в En+ и «Русале» и где это все находится. И пусть бы кто растолковал: как так случилось, что представители страны — поборницы частной собственности, не имеющие никакого отношения к капиталу En+ и «Русала», будут ими управлять? Почему построенные советскими людьми ГЭС и заводы оказались в прерогативе администрации Трампа и Конгресса США? Как удалось профукать даже это — не бесхозные леса и плодородные почвы, вывозимые китайцами, а то, что охранялось томами бумаг, этажами юристов, частными армиями? Дело не в Дерипаске и не в этих вавилонских плавильнях — они по определению заткнутся и рассыплются — слишком мало жизни остается вокруг, уже нечего переплавлять в больных грязных пространствах. Дело в том, как теперь человек здесь будет просыпаться, смотреть в окно, пить чай, идти на работу.

Если раньше Красноярск травили в интересах советского государства, нуждавшегося в солдатских ложках, котелках, фюзеляжах боевой авиации, морском алюминии, и этот порядок вещей был объясним — народ и партия, и армия едины; потом травили, составляя капитал братьям Черным, Анисимову, четверке вклинившихся красноярцев Дружинину — Быкову — Колпакову — Ратникову, потом Дерипаске, и этот порядок объяснить было уже невозможно, но он выстроился на горе трупов, и потому было так; то сейчас Красноярск травят ради чего? Если к управлению всем алюминиевым комплексом — системообразующими началами местной колониальной жизни — приступают граждане США и подданные Великобритании с никак не поясненными туземцам целями, для чего сейчас-то детские очереди в онкодиспансер? Просто потому, что Крым наш?

Если война проиграна, может, нам проще печи погасить и завод похоронить?

Никто нас, поверженных, жалеть не собирается. А сами — себя? Любой из красноярцев имеет право на этот вопрос. Кто бы с кого спросил.

Как это объяснить — не кому-то, самому себе? Вот человек идет на работу. Для чего ему теперь вставать под «напругу»? Это оценка силы местных нескошенных электромагнитных полей; в них брошенная монета зависает на ребре, вырубается не только электроника, останавливаются и механические часы. Та четверка красноярских совладельцев КрАЗа в 90-х сделала в Зеленой Роще (жилом районе металлургов) своей крепостью «Дом иностранного специалиста «Яхонт», перестроенный из рабочей общаги: их бронированные «мерсы» и «ауди» не останавливались перед зданием, влетали в него, и уже там, под защитой еще и стен, они отворяли дверцу. Как-то один из них так же попробовал въехать по пандусу в электролизный цех — германский танк под местной «напругой» встал. Выталкивали телохранители.

Впрочем, много ли тех, кто помнит. Где те пограничники? Рабочие КрАЗа сплошь молодые. Или мне так попадалось, или средний возраст уходит на повышение: для их душ это опция по умолчанию — только в небеса, в геенне свое оттарабанили. Красноярские жизни переплавляются в алюминиевые чушки, они идут в т.ч. Аррle. КрАЗ — единственный завод в России, плавящий АВЧ, алюминий высокой чистоты. Молодые гордятся: в одной 15-килограммовой чушке 577 айфонов.

А сколько красноярских детей?

А сколько их было в истребителях МиГ-29? Но поздняя советская власть хотя бы обозначала намерение пощадить город и начала переводить КрАЗ на обожженные аноды. Не успела.

Хоть штрихами отмечу вехи пути и поименно тех, кто к столь впечатляющей развязке привел. Ведь не только Путин и Дерипаска.

13 000 хозяев

На собрание акционеров КрАЗа 5 ноября 1993 года в заводском ДК народу набивается, как на стадион. У КрАЗа тогда — 13 тысяч акционеров. У трудового коллектива контрольный пакет, у москвичей («Русский капитал») всего 12% акций. Они сидели рядом: электролизники расплавленных солей, со спиной вдвое шире моей и пальцами почти без ногтей, и московские юристы в дорогих костюмах с ногтями идеально накрашенными.

Электролизники и анодчики успевают крепко поддать в буфете, выступить с места и проголосовать по всем вопросам; народ-богатырь. Никакой агрессии к пришлым акционерам; «рускапиталовский» С. Сухолинский-Местечкин (представлявший интересы консорциума братьев Черных) завоевывает внимание зала, работяги, когда что-то не понимают, требуют давать слово не заводским юристам, а именно ему.

Не знаю, оторвали бы ему, красноречивому, сейчас голову, но я бы металлургов понял. Они и их дети по-прежнему акционеры — теперь еду в супермаркетах по акции покупают.

В 1991-м председатель Красноярского крайисполкома (примерно губернатор по-нынешнему) Валерий Сергиенко говорил мне, что у электролизников зарплата больше его.

Прагматизм Запада

В начале 90-х Россия начинает отступать из Сибири, и на КрАЗ, точно на варенье, летят и осы, и пчелы, и бабочки. Но первыми — переливающиеся зеленью мухи. Их ждут: партком ликвидирован. За бесценок (по бумагам) металл отдают жуликам, те везут его в Прибалтику, еще куда-то, бандформирования становятся криминально-промышленными группами.

Август 1992-го, пришествие Льва Черного, бизнесмена с непроницаемым лицом египетского жреца. Они с братом Михаилом — первые, по факту, российские мультимиллиардеры и первые олигархи. Завод начинает работать с их, зарегистрированной в Монако, фирмой Trans-CIS Commodities (ТСС) по толлингу: КрАЗу платят лишь за переработку давальческого сырья, это гроши и металл уже не его, но братья Черные — Совмин Ltd и Госплан Inc — берут на себя все заботы о глиноземе (сырье) и сбыте, оборотных средствах, перевозке и «вертушках» (вагонах, ходящих по кольцевому маршруту)… Так директор КрАЗа и глава совета директоров всех алюминиевых заводов России Иван Турушев — ему уже за 60, абсолютно совпадает со всеми стереотипами вокруг его имени (начинал списчиком вагонов и маляром, был секретарем комитета ВЛКСМ, парткома) — избавляет себя от оскала свободного рынка и всех прелестей свободного плавания. К прибыли от продаж алюминия те, кто его произвел, больше отношения не имеют. Все достается торговцам, кредитующим производственный цикл. Все потоки расписаны на две пятилетки вперед.

Алюминий уходит без лицензии и уплаты таможенных и экспортных пошлин, НДС, спецналога. Краевое УОП (управление по оргпреступности) не может получить от завода ни одного документа — все за границей, ТСС в России не аккредитовано. Алюминиевую промышленность выводят из правового пространства России.

Вскоре обнаруживается, что алюминиевая индустрия получает по контрактам с ТСС и другими фирмами Черных даже не гроши — воздух. А формальный вид денег эта пустота приобретала за счет фальшивых авизо, подложных чеков «Россия» и безвозвратных кредитов подставным фирмам. Так КрАЗ стал прачечной для грязных денег.

Самим Черным предъявить нечего. Экспертиза их подписей на документах не находит ни одной подлинной: они выполнены шестью неизвестными. Видимо, братьям просто не везет: как заключат договор, так обязательно с жуликами. Как бы то ни было, мошенничества в банковской системе РФ тогда осуществлялись в пользу фирм Черных, а на заводы вместо денег приходило фуфло. Западные банки, куда легли отмытые КрАЗом капиталы, их не арестовали и расследованию не помогли. Западные спецслужбы и правительства лишь наблюдали, как дербанят Россию. И когда бывшие российские олигархи, в том числе Дерипаска с Михаилом Черным начнут судиться в Лондоне — спустя почти 20 лет — удивление тамошних деловых кругов российскими нравами, как и вдруг появившееся рвение проверить законность состояний лондонских русских, будут выглядеть верхом лицемерия. Хорошо, прагматизма.

Молчание Турушева

Кровавая осень 1993-го в Красноярске начнется 25 августа, когда Турушев вызовет к себе коммерческого директора Юрия Колпакова и спросит, зачем тот заныкал за границей 14 млн долларов, образовавшиеся из-за подписанного им дополнения к контракту с ТСС. Тот ответит: «Они на той стороне. Сгодятся. Пойдете на пенсию, будет на что жить».

Турушев промолчит. И только на следующий день потребует вернуть сумму на счет завода. (Разговаривал тогда с обоими, и то молчание подтвердили оба.) Деньги начинают поступать 19 октября.

Лежа в больнице он приказывает уволить Колпакова (в разговоре со мной Турушев называет Колпакова одним из заказчиков), дело о краже 14 млн передать в УОП, отношения с ТСС разорвать, выставить ей иск. Понятно, это просто нервы, КрАЗу без ТСС из Монако уже не прожить, КрАЗ уже проиграл все, что мог. Все равно как «Спартак», вышедший той осенью играть с клубом «Монако» в не своей, а соперником предоставленной форме — синей и на несколько размеров больше; слили 1:4.

Когда Турушева изгонят, генеральным станет Колпаков, всегда в черном костюме и черных лакированных туфлях — бывший комсомольский работник среднего звена выглядел героем гангстерской баллады. То ли только с кладбища, то ли пролетом с Манхэттена. Колпаков сразу передает ТСС эксклюзивные права на поставки КрАЗу сырья.

Перед Турушевым изувечили (с тем же почерком) начальника планово-экономического отдела Галину Заполину. А после Турушева собственно Красноярск и пойдет убивать и умирать за алюминий — город накроет на полтора года, первая война плавно перетечет во вторую. Та — в третью, итого — чуть не на семь лет. Пик кровопролития пришелся на лето 94-го, совпав с визитом в Красноярск Ельцина.

А Колпаков погорит на такой же почти сумме, загнав за рубеж 15 млн долларов за несколько дней до первого тура президентских выборов 1996 года и еще 5 млн в день второго тура. Страховался на случай победы Зюганова? Но в 1997-м ответ с Колпакова потребует уже не «красный директор», а новые акционеры. Бывший мент Геннадий Дружинин, самый яркий и нервный из всей той четверки красноярцев, что стали собственниками завода. Колпаков растворится за границей.

Обреченность патриотов

Акционируется КрАЗ с ноября 1992-го. Тогда же в холле мэрии объявляют голодовку бабы из деревни Коркино, требуя обещанного советской властью переселения. Жить под самым боком КрАЗа невозможно: у коров отваливались рога, копыта стирались в кровавую пыль, стекла в домах, точно пройденные грубой наждачкой, трескались сами по себе — фтор разъедал.

К проходной завода несли собак и кошек с опухолями. Чтобы переселить коркинцев, требовалось построить пару многоэтажек. Но менеджеры КрАЗа будут обсуждать на Кипре вопросы вложений в тамошний гостиничный бизнес.

51% акций отдают трудовому коллективу. 20% государство придерживает за собой, обещая вскоре продать на денежном аукционе. (Владимир Агеев, командовавший региональным УОП, предлагает: передайте госпакет нам — и проблем не будет. Автоматчики УОП действительно вскоре начнут выступать в качестве стабилизатора «напруги».) И еще 29% отдадут за ваучеры на закрытом аукционе. Сохранил его протокол: Лев Черной и 10 красноярцев каждый на 36 364 чека получают акции. Всего 20,8%. 400 тысяч чеков для этой операции привез из Москвы Лев Семенович (весь Красноярск получил чеков лишь в 2,3 раза больше, ему бы и гипотетически не хватило на контрольный пакет). Черному и передают все бумаги (в «Русский капитал» и Залогбанк).

Осенью 94-го КрАЗ поднимает мятеж. Воспользовавшись тем, что вовремя с десятью красноярцами, обменивавшими чеки на акции, не расплатились, акции у Черных отжимают. Кабальный договор до 2004 года с ТСС разрывают. У ворот завода — стояние на Угре: ОМОН против посланцев ТСС. Калаши с обеих сторон. На завод пропускают только юриста Местечкина. Ему в кабинете Колпакова в присутствии чекистов (тогда ФСК) объявляют: «Вас освободили от прав владениями акциями завода».

ОМОН и чекистов тогда существенно усиливают молодые люди организованной «спортивности» — быковцы. Начало легенды об Анатолии Быкове, герое вспыхнувшей красноярской городской герильи против братьев Черных и прочих московских захватчиков. Тот, из преданий, Быков имеет немного общего с реальным, но бороться с мифом бессмысленно — напомню лишь, что и до той краткой войны, и после Быков замечательно сотрудничал с Черными.

Вечером в «Яхонте», набитом людьми с оружием, сижу на кухне в номере топ-менеджера ТСС, он и Колпаков по очереди разговаривают по телефону с человеком, мнение которого было исключительно важно для обоих. Это отнюдь не Быков. Не договорились, и война за КрАЗ захватывает также Москву и Израиль — стрельба, задержания киллеров… Структуры ТСС скупают акции. Колпаков грозит рабочим, на проходной висит его обращение: кто продаст — будет уволен. Но ежедневно той осенью свои пакеты продают до ста заводчан. КрАЗу блокируют сырье. Он держится до 1997-го.

О дальнейшем — о войнах уже внутри той четверки красноярцев, что выбилась в совладельцы, и втором пришествии Льва Черного, и участии Анисимова,  войне Лебедя и Быкова, роли «Альфы» и Чубайса, Патаркацишвили и Романа Абрамовича («Без Бадри я бы туда не полез никогда — там каждые три дня кого-то убивали») — говорить интересно, но зачем? Это — о больших деньгах, которые потом, а важен только вопрос о первом миллионе (третьем и пятом). О тумбочке, из которой взяты первые деньги. Как важно молчание Турушева, красноречие Местечкина, комсомольская жила Колпакова — в начале. Из этих мелочей и сковалась цепь вокруг Красноярска и всей ангаро-енисейской Сибири.

В 90-х разговор о первых деньгах — из фальшивых авизо и гор трупов — замяли. Так стал возможен очередным звеном Дерипаска — человек, захапавший все, до чего дотянулся, и все теперь сливший западным партнерам. Человек слаб, какой с него спрос, но кто эту слабость лелеял и культивировал? Почему Россия отказалась от выяснения источников денег, на которые приватизировали ее алюминиевую индустрию, почему не стала деприватизировать металлургические прачечные? А это, в общем, и обусловило развязку — контроль США над алюминиевым комплексом России.

Привычка Москвы отжимать

В феврале 1993-го Олег Сосковец, тогда глава Роскомметаллургии, вскоре первый вице-премьер, проводит в Красноярске коллегию и на ней — встречу руководства ТСС, Красноярского и Братского заводов. «Форма работы согласована и одобрена. Эта фирма приехала от лица правительства», — говорит мне Колпаков. Москва действительно помогает Черным, чем может: их компаниям — гигантские, несравнимые с другими трейдерами, квоты на вывоз алюминия, сдерживание цен на электроэнергию в Иркутской области и Красноярском крае — те же льготы напрашивались в такой же алюминиевой Хакасии, но Саянский завод еще сопротивляется Черным. А они к тому времени уже финансируют кубок Кремля, потом и турнир Большая шляпа, соседствуют на трибунах с Ельциным и Тайваньчиком. Осенью 1994-го Ельцин, ссылаясь на мои публикации, подпишет первое поручение проверить приватизацию алюминиевой отрасли и изучить происхождение денег, на которые приобретены заводы. Поручений Ельцина и Черномырдина будет еще куча, но Сосковец замкнет проверку на себя.

Когда расследование о фальшивых авизо выйдет к финишу, и он должен состояться в Грозном, начнется Первая чеченская. С чего-то главный металлург и технолог горячих производств Сосковец станет одним из кураторов военной операции.

Хотя, казалось бы, российское руководство, вещая о криминальном режиме Дудаева, было заинтересовано в вещдоках.

Алюминиевую проверку курирует ФСБ. С 1994-го первым замдиректора ФСБ назначают Анатолия Сафонова, ранее командовавшего красноярским главком. Пока директор ФСБ Сергей Степашин рулит на Кавказе, Сафонов регулярно отчитывается о проверке Черномырдину, а потом возглавившему ее Сосковцу. Характерная фраза из письма №745-Св от 10.03.1995: круг юрлиц, контролирующих имущество КрАЗа, «не может быть определен». То есть журналисту это сделать удалось, спецслужбе — нет.

В Красноярске меж тем ученик Сафонова и ближайший товарищ — подполковник Сергей Мутовин, руководивший ключевым 2-м отделом УФСБ (контрразведкой, тот же отдел возглавлял прежде и сам Сафонов), — заводит отношения с Быковым. В 1998 году, когда тот помог генералу Лебедю стать главой края, одним из первых кадровых решений, на которых настоял теневой хозяин Красноярска, стало назначение вице-губернатором Мутовина.

Мутовин в Красноярске, Сафонов в Москве. Список можно длить… И одинаковая тоска в глазах сыщиков в Красноярске и Москве. Да, Сосковца, реального претендента на премьерство после Черномырдина (и не только на премьерство), до него не допустят, как и Черных — до залоговых аукционов. Но всех их вместе с Коржаковым выкинут из игры лишь по случайности (дело о «коробке из-под ксерокса» 1996 года).

А как Москва гвоздит Красноярск, когда он пробует дать отпор захвату КрАЗа! Стоит партнеру Черных Д. Рубену заявить, что «в связи с инцидентом в Красноярске на 40% сократились реальные инвестиции в Россию из лондонского Сити», как этот бред подхватывают Генпрокуратура и Минфин, Чубайс, Мостовой, Кох… В действительности, обрадовавшись вытеснению Черных, американские Alcoa, Kaiser Aluminium, AIOC, французская Pechiney выстраиваются у КрАЗа в очередь. Да, топ-менеджер ТСС, наверное, был во многом прав, когда сказал мне:

Однако это все же был выбор, и потеря мощностей Красноярск как раз не пугала. КрАЗу требовалась, как и сейчас, модернизация. Городу, как и сейчас, — экологическая и социальная реабилитация. Не случилось. Москва додавила и отжала.

Путин становится избранным президентом 26 марта 2000 года. Через 6 дней, 1 апреля 2000-го, ворота КрАЗа распахиваются перед кортежем из Саяногорска, от Дерипаски. Никаких скоплений вооруженных людей, в форме и без, никто на заводе и возле него и не дернулся, хотя до этого воспитывали ненависть к Лебедю, Чубайсу, Дерипаске, собирали из отдыхающих смен многотысячные митинги, отрабатывали оборонные мероприятия… Народ безмолвствует. И Быкова любимого сдает, как стеклотару, и завод. Помню это ощущение в Роще — всё, выдыхай, можно просто жить.

Тогда в Зеленке открывают первый супермаркет, семьи кразовцев несут себя степенно: мужики в новых спортивных костюмах под распахнутыми дубленками, с перстнями и золотыми зубами, бабы, все в брюликах, в высоких меховых шапках. Для семейных выходов металлургов сюда завозят особо вместительные тележки под товар. «Вертушки». Их забивают рулонами туалетной бумаги, электроникой, колбасой, бутылками. Открывают в Роще и навороченный кинотеатр с танцполом. Моя соседка на пятой минуте фильма все же снимает норковый скифский колпак, кладет рядом, внутри — следы от срезанной резинки. Еще недавно шапки на улицах срывали, и вот резинки спороли: наступил мир.

За минувшие 19 лет под Дерипаской КрАЗ наращивает выплавку металла с 800 тыс. до 1 млн. За эти же годы в Красноярске резко вырастает заболеваемость раком.

А Олег выйдет?

Дерипаска теряет контроль над активами навсегда, он не вправе возобновлять борьбу за наращивание пакетов — отказано в главном деле его жизни. Наглядный финал, обратка: остался без рогов, как быки в пригородных хозяйствах под КрАЗом — от его фтора. Впереди жизнь по идеалам евангельской кротости. Трамп и Мнучин управились за нас. Давно подозреваю, что для русских Новый Свет и тот свет — одно и то же: уповаем на Высший суд, но он все чаще для соотечественников и вершится в Америке, от нее и получают, что заслужили. Теперь волк будет бегать в отаре, а чуть что — по зубам.

Но есть нюансы.

Дерипаску не любит никто. И уж тем более в загаженных «регионах присутствия». Сочувствия ему здесь точно нет. «Кто не защищает своих олигархов, будет кормить американских», «русские своих не бросают» — весь этот бред не из Сибири. Но за вычетом безотчетного минутного злорадства здесь нет и особой радости. Потому что где санкции и где проблемы Красноярска, Саяногорска, Братска, Байкала, Ангары? Они вне дискурса, никому нет дела до экологии и модернизации заводов, и нет никакой надежды, что США вдруг этим озаботятся. Что вернут КрАЗ к проектной мощности. Что вовсе выведут плавку алюминия из Красноярска на современный Богучанский алюминиевый, поскольку и это бизнес обещал, когда государство взялось помочь ему достроить Богучанскую ГЭС. Что перестанут колебать Байкал в угоду бизнесу…

Но есть еще что-то. На глазах у всех Дерипаску, каким бы он ни был, нагибают. И дело не в нем, а в тех остаточных явлениях, что прежде именовались национальной гордостью. Ну это как извинения перед Кадыровым. Извиняется кто-то один, а личное унижение за эти извинения испытывают все.

Не хочу сказать, что это не простится и не забудется. Но.

Гуд-бай, Америка

Послевоенный СССР, не успев перекурить, начинает готовиться к новой войне, ядерной. Ковать оружие возмездия. И Красноярский край в 50–60-е годы рассматривают пространством роста двух, тесно увязанных на войну, индустрий — ракетно-космической и алюминиевой, наиболее энергоемкой. К несчастью (и не только для самой себя), Сибирь слишком богата ресурсами, в т.ч. энергетическими — мощными реками.

Первая здесь индустриализация — за счет эвакуации заводов в 1941-м. Вторая — за счет подготовки к Третьей мировой. Сибирь была бы совсем другой, не будь алюминиевой отрасли; и кто правит ею, тот и — Сибирью.

Демидовы тоже продавали в Англии и Голландии уральское железо — несмотря на перевозку реками-морями, шло дешевле шведского. Почему, понятно: крестьян с нужных земель просто сгоняли, а труд горнозаводских рабочих не стоил ничего. Спустя века — то же: человеческие жертвоприношения металлу. В них — главная причина доходности красноярского алюминия. Вековой давности скандинавскую технологию выплавки алюминия (Содерберга) — суть ее в овеществлении электричества — здесь максимально удешевили: пустили на ток огромные пространства. Дематериализации подверглась жизнь по берегам Енисея и Ангары — их перегородили плотинами. Из затопленных деревень, пашен, школ, церквей до сих пор получается ток, цена ему копейки, и уж его материализуют в «крылатый металл».

Никаких метафор, это строгое описание сути процесса.

Сам электролиз, консервация электричества требует еще больше жизненного вещества: под эту нужду Красноярск вошел в топ и городов России с самым отравленным воздухом (по госдокладам Минприроды, в т.ч. последнему, от 28 декабря), и городов мира (периодически вытесняя с верхних строк Дакку, Дели и Калькутту в интернет-мониторинге воздуха в крупных городах в реальном времени AirVisual).

Есть еще топ — главных налогоплательщиков края. Красноярское подразделение «Русала» (а это помимо КрАЗа еще куча всего) не входит даже в десятку. Несмотря на то что плавит металла больше всех в мире. Пока плавит.

Но наше извечное конкурентное преимущество — мы безжалостней к себе, для нас, известно, есть вещи поважней, чем жизнь — иссякает. Нет больше в нем смысла. Зачем теперь-то русским городам травить себя? А потому КрАЗ уже никогда не будет сверхрентабельным. Да и будет ли вообще?

Это же просчитывается. Четверть века назад («Известия» №237 за 1993 год, «Хозяева и холопы периода приватизации») я писал, что КрАЗ перейдет под управление американцев. Это ведь тоже было как дважды два:

И алюминиевые гиганты первыми в б. СССР оказались востребованными вовне, КрАЗ уже тогда казался по смыслу американским: он был кровно заинтересован в падении рубля, поскольку жил только экспортом. Внутреннее потребление стремилось к нулю, сейчас — почти то же.

И что? Это ведь все видели, и раз так и произошло, значит, так и надо?

…Русский человек покорял Сибирь, вбивая в ее тело, в природу и хаос, осиновые колья — столбы. Чтоб не улетела и не вздыбилась языческим мурлом. Задерживал и приколачивал тайгу, степи, азиатские просторы со всеми их буреломами, покойниками, топями, иглами, костями, перьями, мхами, прелью, туманами, низкими избушками с чернотой внутри. Всю Сибирь не пометишь, но вдоль дорог так столбы и стоят по колено в железнодорожной болотистой воде, с одной стороны — потрескавшиеся от солнца, с другой — ошкуренные миллионами глаз. Цепями поднимались и наступали духи местности, так их и прикололи; и чем ближе к городам, тем люди крепили Сибирь прочней — линии столбов, связанных друг с другом, здесь все чаще. В центре Сибирь пришпилена особо густо и уже сталью, решетчатой и многогранной, и все эти силовые линии сходятся на северо-востоке Красноярска, где раньше лежали Кардачинская степь и Волчий гребень, а теперь дрожит, пузырится, смердит КрАЗ. Точка сбора прибыли с Сибири.

В его электролизных цехах — главные ее покорители, и они — в валенках, робах, респираторах — ведут с ней диалог как прежде: осиновыми четырехметровыми колами. Сейчас их называют гасильными шестами. Ими электролизники тушат анодные вспышки (эффекты, пузыри): когда заверещит автоматика, надо успеть за две минуты пробить ломом корку электролита и ввести деревянный шест под анод. Против газов, изолирующих анод, ничего лучше осинового кола нет.

Так жрецы вручную гасят последние вспышки огромной жизни; круглосуточное священнодействие и переформатирование. И уже совсем другая жизнь течет дальше.

Американцы решили покорить Сибирь иначе. Просто составив бумаги, по которым «Русал» отныне — Нерусал.

Россия с новыми ракетами на Рождество будто все доказывает (кому?), что мир живет в пещерной геополитике, в Ялтинско-Потсдамском прошлом, где по-прежнему решают все танки и эсминцы. А России с ее прапорщиками, с ее огромным аппаратом нацбезопасности демонстрируют — наглядней некуда, — объективную реальность, отжимая у нее — без оккупации, без рейдерства — контроль над стратегической отраслью.

Россия запрещает говорить об отсутствии федерализма, теперь это ст. 280 УК РФ,

но не с сибирским бы сепаратизмом бороться, это фейк, российскому государству бояться бы самого себя — это оно сдает Сибирь. А Сибирь — в прогоревших робах с обугленными осиновыми кольями — как собака Муму спрашивает Герасима перед кульминацией: «Что-то, брат, ты, кажется, недоговариваешь…»

Сибирь вписалась в мировое разделение труда. Это факт, и уже давно. Метрополии же не дают ее ржавые скрепы и ракеты, паранойя, мегаломания и прочий бред, глубинная суицидальность и столь же глубинное скотство ко всему, что вне Кремля и его друзей, и еще глубже, абсолютное, — ко всему, что вне Москвы.

И что нам-то теперь — здесь, в Сибири, — радоваться, что нас прибирают к рукам? И как Россия собирается воевать со всем миром, если алюминий для истребителей, авианосцев и ракетных сплавов ей теперь будет расписывать американское казначейство? На Флориду — боевыми птеродактилями?

Оно и к лучшему.

https://www.novayagazeta.ru