В Новокузнецком художественном музее открылась чрезвычайно приятная выставка – такая же приятная, уютная, тёплая, как сами авторы более 150-ти работ, и правда, наполнивших солнцем сразу два музейных зала! В трогательные улыбки их создателей Петра и Евфросинии Сиротюк просто невозможно не влюбиться– так улыбаются дети, птицы, цветы, солнечные блики на воде. Они вообще удивительные! Созвучные и разные, открытые и таящие ключи от мироздания.
О, созданные ими образы многое «знают» о Земле и человеке. Взять хоть «деревенские архетипы» Евфросинии: стожки, сарайки, заботливые женские лица, послушные гладкобокие коровы, растопырившие руки яблони, прислонённые к ним лесенки (кажется, они ведут прямо на небо – в райский Первосад!).
А в иных своих волшебных эмалях милой жене-сказочнице охотно вторит Пётр! То эдемским радостным образом поманит…
… То лукавым козьим глазом прижмурится.
А то и вовсе вытащит невесть откуда – может, с Дикого поля, с бескрайней вольной степи, с далёкого скифского рассвета – сказочного чудо-коня!
Ну почему все эти образы такие мне родные?!
Может, потому что моя прабабка – родом из тех же краёв, что и Сиротюки, – доила коров и собирала яблоки, косила траву и ставила золотые солнечные стога, растила хлеб и детей.
… Деревенский пастух пригонял стадо, и умная Дочаподдевала рогастым лбом калитку, стояла во дворе. Взрёвывая, звала хозяйку. Бултыхающееся вымя было туго-натуго надуто молоком. Вернувшаяся с колхозного поля женщина гладила коровушку, называя ласковыми словами. Мяла и тянула мягкие сосцы, выпуская в ведро звонкие молочные струйки. Подоив, шла кухарить. Приходил усталый муж. Ерошил золотистые коски ластящихся девчонок-погодок, вручал им по облитому сахаром прянику, играл с проснувшимся сыном-малышом. И уже в сумерках в хату прошмыгивал нагулявшийся старший мальчик, чуя наказание за шкоду.
А утром вся деревня, кроме тех, кто работал на станции и в городе, выходила на укос, и вслед вставшим спозаранку неслись звонкие петушиные крики и преданный собачий лай!
Мужчины шабрили литовки, и те весело вскрикивали и вспыхивали на солнце (аж резало глаза). Женщины перешучивались, проходя внаклонку с волынками по мохнатым травяным кочкам. Ух, как пахла трава на косовице! Соком и солнцем. Скошенная, она лежала на поле влажными зелёными кружевами (сохла). Самый маленький братик спал в тени, разметавшись в пелёнке круглыми голыми ножками. Девчонки сбегали в соседний лесок – принесли мамке холодной воды из ручья. Наелись земляники. А тут и время обедать пришло. Умаявшаяся мамка попила водицы. Покормила грудничка. Да и легла с ним в сладко шелестящей берёзовой прохладе пережидать душную бело-золотую жару.
Девушки затянули длинную песню. Погодки послушали-послушали. Повертели головой по сторонам. Заскучали. Наблюдали, как скользят поверху мягкие пёрышки облаков. Будто мамка неба своего дитёнкащекочет. Фыркнув от смеха, они принялась мечтать, как вырастут.
Или вот. Наставала страда. Мамка вязала снопы. А девочки их волокли по свежескошенному жнивью. Те были тяжеленые. Еле как поднимались. Сёстры тянули их по самой стерне. Руки выворачивало. Босые ноги кололо и жгло. Они ойкали, сдували со лба прилипшие волосы. Было жарко. Тугие пучки колосьев подхватывали женщины, крутившие копны, чтобы зёрна оказались спрятанными от непогоды. На току управлялись девушки с завязанными платками лицами. Пыль стояла непроглядная. Во все стороны летела колючая солома. И тут помогали ребята, подтаскивая снопы поближе к молотилке. Среди них мелькал старший брат. Золотое шелковистое зерно весело бежало в мешки. Молотьба начиналась с раннего утра и продолжалась до голубичных сумерек.
А в сентябре убирали подсолнухи. Дни стояли золотые – как подсолнуховые короны. Но не жарило. Шли рядами, срезая большие цветочные шляпы и вешая их на родные стебли кверху семечками, крепко сидящими в мяконьких гнёздышках (чтобы просыхали). А дети торопливо пихали за пазуху шершавые жмени.
… А что на выставке Сиротюков «Скифское солнце» увидите вы?!
Инна Ким
