Звук моря. Цвет песка. Приятный белобородый старик – с таким хочется поболтать и всё ему рассказать, в купе поезда, на морском берегу, – незатейливо наслаждается солнышком, близостью воды, в общем, стариковским курортным раем. И пытается отмахнуться от очередной непрошенной «исповеди», но исповедующийся – пока невидимый – неумолим. Несмотря на деликатное сопротивление старика, он начинает свою историю.
Но что у него за голос! Жуткий, скрежещущий! Словно и не человеческий, а принадлежащий бесконечно мучаемому духу или непонятно для каких жестоких целей оживлённому трупу.
Так начинается спектакль, которому в нынешнем ноября исполнилось пять лет. Случайно или нет, но режиссёр Ярослав Рахманин построил его как некую головоломку – излюбленную художественную форму самого Владимира Набокова, чья «Лолита» вдохновила Эдварда Олби, а уже произведение последнего легло в основу постановки в Новокузнецком драматическом театре.
В итоге размышления трёх разных авторов об извращённом пороке больного человека – или всё-таки любви «с извечного взгляда»? – причудливо перемешиваются. Герои спектакля говорят целыми кусками набоковского романа. Правда, подчас, делают это по-олбински сумбурно и неостановимо, так что получается почти абсурдно-нечленораздельно.
И всё время за ними как будто наблюдает со стены набоковский портрет-икона в светящейся раме-окладе – в постановке Рахманина тот аттестуется, как покойный отец Лолиты. А он действительно её отец: известно, с какой поистине отцовской нежностью Набоков к относился и к своей героине, и к своему роману. И он же выступает как Отец Небесный спектакля – судия всего происходящего на сцене.
Единственный «чисто» олбинский персонаж, просочившийся змеем в спектакль, – тот самый вызывающий безотчётную симпатию старик. У Олби это некий джентльмен, который выводит по очереди на сцену всех героев пьесы, не скрывая своё презрение и отчуждение по отношению к ним. У Рахманина симпатичный старик, скорее, слушатель, которого «угораздило» вляпаться в чужую исповедь.
Но одновременно он Князь тьмы – безучастный, безжалостный. Альтер эго того, другого, чья икона висит на стене. Говорящий в самом конце о бесполезности исповедей, которыми уже ничего не поправишь.
Происходящее на сцене напоминает мистический триллер. Причём зрителям страшно уже с первых минут спектакля: помните? В темноте звучит голос призрака-трупа… Оказывается, Гумберт мёртв с самого начала!
И лишь появление Лолиты способно его оживить – и очеловечить. Потому что даже воспоминания о ней – сама жизнь. Юная девочка – забавная, нежная, бесстыдная, – просто входит. Встаёт у двери… И тьма рассеивается!
Гумбертовское вожделение Лолиты – губительно, самоубийственно. Как прекрасный призрак девочки с развевающимися светлыми волосами превращается в оскаленную «хоррорную» жуть – так и каноническая любовь мальчика с далёкого берега моря-детства становится смертным грехом, извращённой мукой, ложью, шантажом, убивающей ревностью. Они опутывают главного героя липкой лентой, на какую ловят насекомых и которую он безуспешно пытается отодрать со сцены.
Безусловно, «Лолита» в Новокузнецкой драме – тот спектакль, который можно и нужно пересматривать, каждый раз открывая его заново. Чем и советую вам заняться 23 ноября!
Инна Ким
