Первое, что вспоминается при упоминании имени Резо Чхеидзе, — «Отец солдата», картина, без которой невозможно представить себе не только советский, но и мировой кинематограф. Сейчас патриарх грузинского кино приехал в Москву, чтобы закончить работу над фильмом «Свеча с Гроба Господня».
культура: Батоно Резо, когда мы увидим Вашу новую ленту?
Чхеидзе: Прокат назначен на сентябрь, до этого мы хотим показать ее на Каннском кинофестивале. Картина готова к показу — уже печатается копия. Но с прокатом сегодня трудно. Кинотеатры ориентированы на прибыль, хотя чаще всего эстетическая ценность картины не совпадает со вкусом народа.
культура: Ваш фильм основан на рассказе Сельмы Лагерлеф. Почему Вы вдруг решили обратиться к ней?
Чхеидзе: Изначально этот рассказ показали моему сыну — тоже режиссеру. Но он решил, что таких денег на съемку ему никто не даст — действие разворачивается за границей. Тогда он принес произведение мне, и я от него пришел в восторг. У Лагерлеф все происходит во Флоренции, но мы перенесли действие на грузинскую почву. Главный герой — молодой избалованный актер — едет на кинофестиваль в Иерусалим. Из Святой Земли он должен принести в Грузию свечу, зажженную на Гробе Господнем, — это спасет его страну. Главному герою я дал фамилию Багратиони — царскую то есть. Грузия испокон веков была связана с этой династией. Я ведь по взглядам — монархист. Еще Черчилль говорил, что страна должна развиваться, опираясь на свои исторические корни. Я тоже так думаю. А что до героя фильма, то после долгих приключений ему удается привезти свечу в Грузию.
культура: Несколько лет назад, получая приз ММКФ «За вклад в мировой кинематограф», Вы сказали о российско-грузинских отношениях: «Тучи рассеются». Прошло три года — тучи остались…
Чхеидзе: Наоборот, мне кажется, сейчас отношения намного лучше. Во всяком случае я не замечаю, чтобы к грузинам в России росло недоверие. Во многих школах я тут был — русские дети поют по-грузински, исполняют грузинские танцы. В народе точно нет агрессии против грузин. В Грузии, я знаю, тоже нет антирусских настроений. И там и тут виноваты политики.
Чхеидзе: Сам я с оптимизмом смотрю на российско-грузинские отношения. Все решится, я не сомневаюсь. В конце концов, вся русская классика — от Пушкина до Пастернака — связана с Грузией. А возьмите грузинское кино: все наши выдающиеся режиссеры — вгиковцы. Одним из моих педагогов был Сергей Юткевич. У него есть книга «Контрапункт режиссера» , которую он посвятил своему первому учителю по режиссуре Константину Марджанишвили. То есть Юткевича учил Марджанишвили, а потом Юткевич учил меня…
культура: Как Вы думаете, где больше любят Вашего «Отца солдата» — в России или Грузии?
Чхеидзе: Знаете, если бы не было этой сцены в винограднике, где герой Серго Закариадзе бьет офицера, фильм не был бы так близок грузинам. В Грузии ведь виноград — священное растение. Кстати, именно из-за этого эпизода ленту не хотели пускать. После просмотра картины Романов — руководитель Госкино — говорит мне: «Товарищ Чхеидзе, этот фильм Советская армия смотреть не будет. У вас там солдат бьет офицера, а по уставу это строго запрещено». Дело было 31 декабря, мы уже друзей позвали в ресторан «Арагви» — гулять сдачу картины. А тут этот со своим уставом — какой уж здесь «Арагви»… Но потом он говорит: «Давайте я позвоню в Министерство обороны — пускай они решают». Через несколько дней нас позвали в министерство. Мы приходим напуганные вместе со звукооператором. Нам говорят: «Картину будет смотреть Политуправление». В зал входит генерал-лейтенант, а с ним еще человек пятнадцать генералов. Я думаю: «Ну все, худо дело». Начали показывать. Они смотрят картину, я смотрю на них. Вижу — там, где надо плакать, они плачут, где надо смеяться — умирают со смеху. Военные, знаете, другой народ — это маленькие дети. Они не умеют врать, потому что имеют дело с пулей. В общем, закончилось все аплодисментами, а в том зале, оказывается, аплодисментов отродясь не было. Генерал-лейтенант меня и спрашивает: «Товарищ Чхеидзе, а что ваш министр хочет от нас?». Я говорю: «Во-первых, он не мой министр — мой министр в Грузии и картину он очень даже одобряет. А ваш министр говорит, что, когда солдат бьет офицера, — это нарушение устава». Генерал удивился: «Разве он не понял, что это не солдат бьет, а отец?» Кстати, то же самое говорил и военный консультант фильма. Например, снимаем мы сцену: наши сидят в окопах, а немцы готовятся идти в атаку. Консультант обходил всех и начиналось: «Почему у вас пуговица расстегнута? А вы почему не бриты?» Актеры ему: «А почему вы от Закариадзе этого не требуете?» — «Так он же не солдат — он отец!»
культура: Про Закариадзе Вы подумали сразу, прочитав сценарий?
Чхеидзе: На студии все считали, что Георгия Махарашвили должен играть актер с героическим амплуа — этакий красавец. А я большое внимание уделял комедийности — ведь герой попадает в неестественную для себя среду. Естественная для него — виноградник. В картине должны были быть и пафос, и комедия. А у Серго в театре были и комедийные, и драматические роли. На студии начались баталии: почему будет играть Закариадзе, какой из него герой?! А потом согласились. В этом нам помог Шеварднадзе — тогда еще первый секретарь райкома.
культура: Говорят, что и «Покаяние» Тенгиза Абуладзе вышло благодаря ему…
Чхеидзе: Если бы не Шеварднадзе, «Покаяния» точно не было бы. Тенгиз как-то дал мне сценарий и спросил, нравится или нет. Мне, конечно, понравилось. «Но кто же это позволит снимать?» — говорю я. «В том-то и дело…» — вздохнул Тенгиз. Тут я предлагаю: «А давай покажем Шеварднадзе?» Он в то время уже ЦК Грузии возглавлял — и при нем в Тбилиси расцвело искусство. Меня он даже сделал депутатом Верховного совета СССР, чтобы в Москве мне как директору студии «Грузия-фильм» никто не возвратил сценария. В общем, пошли мы к Шеварднадзе. Он говорит: «Ну, ладно, допустим, вы будете это снимать тайком. Но ведь сценарий худсовет будет обсуждать, и Москва его должна утвердить…» А я раньше работал на телевидении. Там годовой план смотрела Москва, но единственное, чего она не касалась, — раздела «Летопись»: документальных фильмов о заслуженных деятелях. Я и рассказал об этом Шеварднадзе. Он тут же позвонил директору телевидения и вызвал его к себе — не телефонный разговор ведь. А отказать Шеварднадзе директор, конечно же, не мог. В общем, киношники ни во что не вмешивались, и на худсовет мы ничего не выносили. Но все знали — что-то такое снимается…
культура: Москва тоже знала?
Чхеидзе: А как же! Я как-то встречался с Филиппом Ермашом — председателем Госкино. Мы обсудили наши дела, а потом он опустил голову, стал наливать себе чай, спрашивает и не смотрит на меня: «Слушай, а что это Абуладзе там снимает?» Я начинаю: «Вы знаете, Тенгиз уже в возрасте и захотел снять биографическую картину про своего родственника…» Он посмотрел на меня и говорит: «Иди, иди отсюда!» Картину закончили. А потом Шеварднадзе перевели в Москву и он дал нам зеленую улицу. Когда фильм вышел на экраны, у кинотеатров даже стояла конная милиция.
культура: Вы принимали участие в тбилисских митингах против Михаила Саакашвили. Думаете, человек искусства должен вмешиваться в политику?
Чхеидзе: Ты обязан сказать свое слово, да еще когда видишь, что творится. Вы не знаете, что в Грузии происходит в школах, закрыты многие научно-исследовательские институты… Кино в Грузии тоже больше нет — если на него не давать деньги, откуда оно возьмется? Вообще это политика Америки, которую она и в России проводит. У них такая тактика: отнять ум, национальную гордость и превратить целый народ в рабов. Все знают, что Россию военной силой не победить — и Гитлер тут ногу сломал, и Наполеон. Зато теперь Америка постепенно побеждает Россию, отнимая у нее культуру.
культура: У Вас на полках так много книг о Сталине…
Чхеидзе: Вы еще в Тбилиси не видели (смеется). У меня и сценарий есть о Сталине — на 12 серий. Никому не даю читать, только близким людям. Моя мечта — сделать по нему картину. При этом, учтите, моего отца в 37-м расстреляли. Если я не снимаю фильм, то только из-за моей дочери — она резко против.
культура: Вы пытаетесь оправдать Сталина?
Чхеидзе: Нет. В картине человек, который борется ради государства, — это главная тема. Знаете, наш самый выдающийся царь — Давид Строитель — был очень жестоким человеком. Если сравнивать с ним Сталина — главу такого огромного государства, — наверное, проблем у последнего побольше было. Я думаю, грузины должны бороться, чтобы отнять Сталина у русских. А не как сейчас в Тбилиси: упомянуть Сталина — все равно, что выругаться. Надо уметь фильтровать и помнить в том числе то хорошее, что он сделал. К тому же я не сомневаюсь, что это был человек верующий. Например, у меня в сценарии есть эпизод: когда немцы уже на подступах к Москве, Сталин ползает по полу и молит Богородицу спасти Москву. И ведь она была спасена — несмотря на то что дорога на Москву была открыта. Один немецкий генерал писал: «Я не знаю, почему наши войска отступали…»
культура: Вы думаете, Сталин до конца жизни оставался верующим?
Чхеидзе: Я вам расскажу одну историю. Однажды я летел из Тбилиси в Москву, рядом сидел человек, который оказался бывшим главой московской милиции. Мы разговорились, я у него потом даже в гостях был. Он рассказал, что вечером 8 марта 1953 года, накануне похорон Сталина, к Колонному залу Дома Союзов подъехали две черные машины. Из одной вышел патриарх Алексий I. Мой знакомый узнал его и подошел спросить, чем вызван его визит. Патриарх ответил, что собирается отпеть Сталина. «А у вас есть на это согласие?» — удивился милиционер. «Да, от товарища Сталина», — ответил патриарх. Оказывается, однажды он сказал Сталину: «Мы уже оба в возрасте. Если вдруг вас не станет, вы разрешаете мне отпеть вас?» Тот прошелся по комнате и сказал: «Пожалуй, Сталин согласен».
культура: Считается, что культура произошла от культа. Как Вы думаете, насколько эти понятия отошли друг от друга?
Чхеидзе: Не знаю, как культура, но наука уже соединилась с религией. Наука не может всего объяснить. И никогда не сможет. Вы все объясните, только поверив в Бога.
