Экологи, что требуют от угольщиков качественной рекультивации — «глупые идиоты, социалисты и коммунисты, которые не знают о чем говорят. Я думаю наша святая обязанность — сломать их и подвергнуть насмешке, которую они заслуживают».
Это слова Джеймса Рейли, вице-президента «Консолидейтед Коул» (крупнейшей тогда угледобывающей компании США), сказанные на Американском Горном Конгрессе в Питсбурге весной 1968 г.
Принцип, на котором основывается отношение к защитникам окружающей среды, ясен и одинаков по всему свету, хоть в США, хоть в России, хоть в Гондурасе с Гвинеей-Бисау. Кругом враги, кто не с нами — тот против нас. Если ты мешаешь развивать экономику (т.е. извлекать прибыль в пользу кучки магнатов) даже путем уничтожения природы, значит ты враг народа и работаешь по заказу коммунистического интернационала или на деньги Госдепа. Обыкновенное желание человека сохранить землю и то что в ней находится от хищнического разорения всерьез не воспринимается, потому что по мнению большинства так думать может только наивный дурак. В самом деле отказаться от сиюминутной выгоды чтобы сохранить или создать задел на будущее это ли не глупость? Подумаешь что тебя фактически грабят чужеземцы. Не велика потеря, лучше присоединяйся пока есть чем поживиться. Тут как у кочевников — когда видишь что грабят юрту твоего отца, грабь вместе со всеми. Не выделяйся, иначе ты отморозок.
Но плыть против течения это особенность человека, благодаря которой он вылез из пещеры и скинул с себя звериную шкуру. И количество «отморозков» постепенно увеличивается, их голос становится громче. Так сейчас происходит в России, так происходило в Америке 50 лет назад.
Слова угольного воротилы Джеймса Рэйли, например, послужили эпиграфом к работе Арнольда Рейтзе под названием «Старый король уголь и веселые насильники Аппалачии». Предметом обширной статьи стали характер, сфера применения и эффективность законов, регулирующих горнодобывающую промышленность. Вернее неэффективность. Рейтзе пишет в предисловии:
«Позволено ли землевладельцу уничтожить его земельный участок? Имеет ли право человек, в тот краткий миг пока живет на этой земле, ее погубить? Человек владеет землей или принадлежит ей? Имеет ли право человек разрушать намного больше чем может создать? Имеет ли право человек стать дьяволом если не может быть Богом?
Эрнандо Кортес, покоритель ацтеков, говорил послу императора Монтесумы, что испанцы страдают сердечной болезнью, лекарством от которой служит золото. И такую же роль сыграл уголь для Америки и ее несчастной внутренней колонии — Аппалачии. Американская страсть к углю породила огромные мощные пульсирующие механизмы, что сотрясают мать-землю. Ежедневно люди и машины уничтожают тысячи акров почвы, создававшейся тысячи лет, оставляя после себя бесплодную землю и водоемы, отравленные кислотой, вытекающей с угольных разрезов»
Эта статья профессора права одного из кливлендских университетов была написана в 1971 г., в тот самый момент когда по Соединенным Штатам прокатилась волна протестов против открытой угледобычи. Появление новой мощной землеройной техники позволило существенно удешевить производство угля. С 1963 г. по 1973 г. доля открытой добычи в стране выросла с 33 % до 60 %, а отсутствие строгих законов приводило к тому что рекультивация выполнялась лишь формально.
Особое внимание тогда привлекла к себе ситуация на юго-востоке штата Огайо. Постоянно растущий в 1960-х гг. спрос на электричество вызвал строительство новых теплоэлектростанций вдоль реки Огайо. Чтобы снабжать их углем в ближайших районах вводились в строй все новые угледобывающие предприятия. И хотя цены на уголь выросли за десять лет почти втрое, чтобы еще больше увеличить прибыль предпочтение отдавалось разрезам. К 1972 г. в двух округах Гаррисон и Белмонт (общей площадью 2,5 тыс. кв. км.) открытая добыча выросла до 13 млн.т. В округе Белмонт 58 % всей земли было продано и сдано в аренду угольным компаниям. Как пишет Рейтзе: «Этот прекрасный округ, как и множество других, кажется предназначен судьбой стать пустынной обителью заиленных кислотных водоемов, бесплодных земель и клочков скудной растительности — узаконенных итогов рекультивации».
В конце января 1967 г. «Консолидейтед Коул» поставил на своем новом разрезе в округе Белмонт новый сверхмощный экскаватор с объемом ковша 99 кубометров. Посмотреть на махину со всех концов штата съехались 25 тысяч человек.
Большинство наблюдателей восхищалось мощью техники и лишь немногие были обеспокоены незавидной участью земли, на которой ей предстояло работать.
«Жемчужина Египта» (такое название получил экскаватор) вгрызается в земное чрево.
Особенное беспокойство вызвал планировавшийся перенос этой махины к югу от Междуштатного Шоссе № 70, туда где среди зеленых холмов уютно расположился 4-тысячный городок Барнсвилл.
До этого, в основном, жертвой добытчиков становились разбросанные по округе малодоходные фермы, владельцы которых охотно продавали свои наделы и уезжали кто куда. Те кто изначально не хотел уступать свою землю, оказавшись среди котлованов, отвалов и клубов угольной пыли, в конце концов сдавались на милость победителя. За 20 лет с 1950 по 1970 число ферм уменьшилось в два с половиной раза.
Чья-то бывшая усадьба, подкопанная разрезом
Еще одна
А тут упрямый хозяин остался жить прямо у отвала
Городок Барснвилл стал особым случаем. Расположенный у автострады, благодаря транспортной доступности он имел относительно развитую сферу услуг и не так сильно зависел от угольной промышленности. Поэтому приближение гигантского экскаватора вызвало заметный протест. Местные жители и дачники из крупных городов развили бурную деятельность, сумели привлечь внимание прессы в том числе центральной.
Главным поводом для беспокойства стала возможная деградация окружающей местности после того как там пороются угольные падальщики. Закон штата Огайо о рекультивации на тот момент был слабым и имел много лазеек. Так например владелец разреза был обязан дважды пытаться восстановить растительный покров на изуродованном участке. Результативность этих попыток законом не учитывалась и поэтому тысячи акров официально рекультивированных земель представляли собой лунный пейзаж. Кроме того наличие земельной техники на территории бывшего разреза расценивалось как намерение провести рекультивацию, а сроки исполнения этого «намерения» не ограничивались. В результате можно было видеть множество старых котлованов, в которых мирно ржавели брошенные компанией бульдозеры, самосвалы и сломанные экскаваторы.
«Жемчужина Египта»на фоне шоссе №70
Надежды на местное законодательство практически не оставалось. Региональная политическая элита была в основном скуплена угольными компаниями, а если не скуплена, то руководствовалась экономической целесообразностью и не желала выступать против налогов и высокооплачиваемых рабочих мест.
В октябре 1971 г. противники открытой угледобычи из нескольких штатов сформировали Аппалачскую коалицию, направленную на создание, поддержку и продвижение федерального закона. Одновременно был подан иск против переноса «Жемчужины» через шоссе №70. Журналисты с федеральных СМИ зачастили на юго-восток Огайо. Шумиха в прессе достигла особого накала.
И ничего. Ну то есть как ничего — натиск разрезов остановить не удалось. Все решила буква закона, экономика и оппортунизм местных жителей. Например летом 1972 г. во время митинга несогласных появилась группа рабочих-угольщиков, пожелавших высказать свое мнение. Особенно убедительным оказался один машинист бульдозера: «Если экскаватор не перенести, 322 человека останутся без работы, без хорошей работы, что приносит по тысяче долларов месяц» и добавил: «Мы шахтеры представляем собой организованную силу и предупреждаем, что если вы не прекратите поднимать шум и будоражить общество, то мы объявим бойкот предпринимателям вашего городка. Если мы это сделаем от вашего городка ничего не останется». Эффективность бойкота возможно была преувеличена, но угроза подействовала. Общественное мнение и без того бывшее на стороне угольщиков окончательно склонилось в их пользу.
В январе 1973 г. два больших экскаватора переползли через автостраду, на сутки прервав движение. Среди тысяч зевак, собравшихся посмотреть на это грандиозное зрелище, было и несколько дюжин протестантов, которые устроили игрушечные похороны для Барнсвилла с свечами, гробом и прощальной речью.
Но у этого неудачного противостояния были и положительные для экологии последствия. В апреле 1972 г. в самый разгар баталий новый губернатор Огайо либерал Джон Гиллиган сумел протащить закон о реультивации. Этот закон требовал от компаний воссоздать рельеф, примерно предшествовавший началу добычи, восстановить плодородный слой почвы и устойчивый растительный покров. Чтобы гарантировать выполнение требований с компании взимался солидный залог. На тот момент этот закон был самым продвинутым в США.
Надпись на дорожном знаке в Огайо: «Люби Америку. Останови разрезы»
Одновременно не прекращалась борьба за принятие общефедерального закона. Коалиция, в которую вошли аппалачские горцы, представители индейских племен, фермеры Среднего Запада и ковбои Дальнего, упорно преодолевала сопротивление Конгресса. В ходе политических маневров и споров было предложено более 500 поправок, как усиливающих, так и ослабляющих законопроект. Он был дважды принят и оба раза натыкался на президентское вето. И только с приходом в Белый Дом демократа Джимми Картера судьба его была решена. В августе 1977 г. президент его подписал.
В январе 1972 г. в штате Кентукки против разрезов митинговали «отмороженные» женщины. Но там вообще сложились боевые традиции — по бульдозерам стреляли из снайперских винтовок бронебойными пулями, захватывали и взрывали экскаваторы.
Считайте ее коммунисткой. Наверняка за протесты ей платил KGB.
Что касается юго-востока Огайо, то 1970-е гг. стали для него удачным временем, когда благодаря растущей угледобыче прекратился даже отток населения. В общем можно понять и тех людей кому уголь дал возможность остаться на родной земле и получать достойную зарплату. Пусть даже родная земля безжалостно перемалывалась стальными челюстями гигантских машин.
Но… недолго музыка играла. В 1977 г. вышли поправки к Закону о Чистом Воздухе, требующие резко сократить выбросы сернистого газа. Электростанции перестали покупать уголь из Огайо, в котором содержалось высокая доля серы и добыча упала на 75%. Высокая зависимость от угольной промышленности привела к жестокому кризису. 1980-е годы превратились в настоящий кошмар, безработица и бедность зашкаливали, началось повальное бегство из региона. В мае 1988 г. один из жителей юго-востока Огайо, выступая на шоу Опры Уинфри эмоционально заявил: «Подвожу итог — надо выкинуть вон EPA! (Агентство США по охране окружающей среды). Мы хотим работать. Нам не нужен чистый воздух. Мы хоти вернуть заводы. Мы хотим вернуть шахты.»
Действительно некоторые местности как будто обречены на такую судьбу — постоянно выбирать между грязью и нищетой. Хотя часто «удачно» сочетают и то и другое.
Гарри Коделл, наверное самый известный в США борец с разрезами, сказал: «Уголь — это всегда проклятье для земли, в которой он залегает. Когда человек начинает его извлекать, то в наследство остаются отравленные ручьи, жуткие отвалы породы, грязный воздух. Он населяет эту искалеченную землю инвалидами, вдовами и сиротами. Добывающая промышленность забирает все и ничего не восстанавливает. Она все портит, но никогда не украшает. Она разлагает, но никогда не очищает».
И дело не только в ущербе, который наносится окружающей среде. Ничуть не меньший урон терпит местное человеческое сообщество. Как правило районы интенсивной угледобычи крайне медленно продвигаются в своем социально-экономическом развитии, благополучно застревая где-то между феодализмом, диким капитализмом и первобытно-общинным социализмом. Источник сырья для верхних этажей экономики, они становятся сферой приложения чужеземного капитала и оттуда же, с командных высот, поступают все управляющие сигналы. Внешнее управление консервирует социально-экономическую структуру на примитивном уровне, обеспечивая удовлетворение лишь базовых потребностей. Редкие попытки модернизации изнутри обычно оканчиваются провалом из-за катастрофической нехватки ресурсов и компетенций.
Иногда снизу раздаются робкие голоса с требованием перемен, но они обычно тонут в общем чавканье довольного населения. Довольного только потому что оно издавна приучено довольствоваться малым. Внешние хозяева охотно кидают крохи с барского стола, выставляя себя всеобщим благодетелем, без которого здесь все бы уже давно остановилось, а люди сидели бы на рельсах и круглый год питались одной колбой. Действительно на фоне пассивного населения может казаться что все тут происходит исключительно по инициативе и по поручению свыше. Только сама эта пассивность планомерно воспитывается годами упорного труда. Возможность самореализации и получать достойное вознаграждение существует только в качестве надсмотрщика за активами внешнего хозяина. Случается что возникает целый город надзирателей, город-вертухай типа Кемерова, которому выделяют усиленную пайку и который служит фиговым листком, прикрывающим безобразную наготу угольного края. Туда же сцеживается небольшая часть активного населения, потому что большая часть вообще покидает регион.
На местах остаются те кто сумел приспособиться к тяжелым условиям труда и жизни. Здесь царит суровая простота нравов и потребностей. Возможность, без многолетних затрат на обучение, получать хорошую по местным меркам зарплату снижает общий уровень образования. Который в свою очередь тормозит развитие хоть сколько-нибудь продвинутых и современных видов деятельности. На это же работает крайний недостаток и слабое качество ВУЗов Поэтому те кого не устраивает всю жизнь рыть землю и стоять на кассе в супермаркете, уезжают сразу после школы. Тот же Коделл в своей нашумевшей книге «Ночь приходит на Камберлендское плато» (1963 г.) описывает упадок постигший угледобывающие районы Аппалачии: «Следуя извилистыми улочками шахтерских поселков редко встретишь молодого человека или девушку. Многие годы молодые и дееспособные покидают плато. Каждую весну самые энергичные и амбициозные устремляются в более перспективные регионы. Исчезают один за другим. Через год после школьного выпускного в родном округе с трудом отыщешь лишь 4 или 5 процентов выпускников. Осенью 1960 г. один директор школы заверял меня, что из выпусков 58, 59 и 60 гг. никто не остался жить в своем районе. Разъехались кто куда, от Нью-Йорка до Калифорнии.
Когда граждане покидают регион в столь юном возрасте они редко возвращаются домой, разве только погостить. Быстро обзаводятся на чужбине супругами, домами, и друзьями. Иногда они возвращаются на похороны или семейное торжество, но через несколько лет такие визиты вообще прекращаются. Школы плато в подавляющем большинстве готовят детей для других, более богатых частей страны. В одном мы нуждаемся отчаянно — в образованных и энергичных лидерах — креативных и дерзких мужчинах и женщинах, способных справиться с существующим грузом проблем и недостатков. Но судя по тому как обстоят дела сейчас, маловероятно, что такие лидеры появятся и наша судьба останется в руках чужеземных грабителей и их местных апологетов» И далее: «Житель плато стал удручающим пораженцем в своем отношении к жизни. Доминирование крупных компаний, патернализм и двадцать лет расслабляющей социальной политики породили веру в то, что нити его судьбы находятся в чужих руках. Заменить это пораженчество и уныние деятельным энтузиазмом действительно трудно, но от этого результата зависят все другие аспекты будущего возрождения»
Для Кузбасса отток молодежи тоже хорошо знакомое явление.
Ниже на табличке левый числовой столбец — среднегодовая для 2012-16 гг. миграционная убыль жителей в возрасте 15-29 лет, правый — доля от населения данного возраста
Все эти годы добыча угля непрерывно увеличивалась и тем не менее молодые люди ногами голосуют против такого угольного «процветания». База воспроизводства населения с каждым годом все сужается, сужается, сужается. Король Уголь, создавший шахтерские города, своей абсолютной властью их же медленно губит.
Нельзя сказать, что угледобывающая промышленность не нужна и бесполезна для региона. Это совсем не так. Она приносит быстрые деньги и часто в большом количестве. Глядя как один за другим растут магазины и торговые центры, можно подумать что благосостояние народа постоянно увеличивается и мы выходим куда-то на передние рубежи прогресса. Но это тоже не так. Никакого прогресса не происходит. Просто торговые сети слетаются на запах свежих банкнот чтобы утилизировать их и вывезти в разных направлениях. Кого сейчас удивишь магазином?
Как думаете где расположен торговый центр, изображенный на фото?
Это город Тете в Мозамбике. Супермаркет правда сгорел до тла, не проработав и года. Но ничего — свято место пусто не бывает. Построят новый. Потому что недавно еще сонный провинциальный городок ожил благодаря углю. Большие нетронутые запасы
ценных коксующихся марок стали осваиваться совсем недавно. Зато в этом году уже собираются добыть 13 млн. т. Бразильцы копают, китайцы строят железную дорогу.
Для таких первобытных аграрных районов как периферия Мозамбика, уголь — безусловное благо. Он приносит туда современную цивилизацию так же как он принес ее когда-то в Кузбасс. Плохо только когда цивилизация замирает на начальном уровне и не двигается вперед в ногу со временем.
Уголь должен способствовать этому движению, хотя чаще наоборот мешает ему. Искалеченная природа, грязь и пыль никак не помогают создавать благоприятный инвестиционный климат и комфортную среду проживания. А без этого — тупик, только медленное умирание. Кузбасс создан углем, но не должен оставаться его заложником. А он остается. В центре самого густонаселенного района Сибири наращивается открытая добыча, причем совершенно варварским способом.
Разрезы по всей видимости не остановить, они будут работать. Главное чего можно добиться это строгой регламентации их деятельности, как во время добычи, так и после ее завершения. Рекультивация должна стать обязательной, причем следует заранее продумывать последующее назначение рекультивированных земель. Не обязательно повсеместно восстанавливать растительный покров. Выровненная местность может послужить, например, площадкой для будущих промышленных предприятий или складских помещений. Такие площадки в густонаселенном районе не будут пустовать. Разумеется все коммуникации должны проводиться за счет разрезов. На них же можно возложить бремя газификации частного сектора.
Угольщики должны вкладываться и в оснащение местных больниц и ВУЗов, а может и участвовать в строительстве новых. Это крайне необходимо. Еще одна важнейшая задача — строительство сквозных магистралей, пронизывающих как сам угольный мегаполис, так и связывающих его с соседними регионами. Не секрет, что наша изолированность снижает инвестиционный потенциал и даже наверное влияет на состояние умов, порождая пессимизм и безразличие.
Такая нагрузка не посильна для одного лишь частного бизнеса и потому не обойтись без реформы налогообложения. Средства от извлечения и продажи невозобновимых минеральных ресурсов должны по максимуму оставаться на местах где они добываются. Нынешний налог с прибыли следует заменить налогом с оборота. Потому что сейчас область заинтересована в максимизации прибыли угледобытчиков и следовательно все что снижает эту прибыль (кроме зарплаты), например экологические мероприятия, рассматриваются как угроза для бюджета. Разумеется не обойтись и без демократизации общества. Это было бы крупнейшим достижением на пути к прогрессу. Сейчас тот же областной бюджет полностью контролируется кучкой кемеровских чиновников во главе с «народным губернатором», совершенно неподотчетных никому. Как, что, куда и сколько тратить общественных денег они решают в своем тесном кружке. Неудивительно что при таком закрытом способе распределения, основные блага достаются самим распределяющим, а также их друзьям, родственникам, знакомым, друзьям знакомых и т.д. До периферии доходят остатки, пригодные лишь для поддержания жизни в текущем состоянии.
Ну и наконец вернусь к разрезам и скажу очевидное — копать надо аккуратно.
Ниже расположены спутниковые фотографии угольных карьеров со всего мира, в том числе и наших кузбасских. С них и начну.
Бачатский
Краснобродский
Экибастуз
Назарово, Красноярский край
Бородинский, там же
Теперь импортные. Крупнейший в Австралии — Пик Даунс. 20 млн.. т. в год
Старая часть
Новая часть
Эцвайлер в Западной Германии
Крупнейший на востоке США разрез Бир Ран в Индиане — ок. 8 млн. т .в год
А это гигант из Вайоминга. Десятки миллионов тонн угля в год.
Наверное заметили насколько аккуратнее выглядят из космоса некузбасские разрезы? Как хирургический надрез против осколочного ранения. Практически полное отсутствие отвалов, четкое разграничение зоны добычи и окружающей территории. Может показалось? Проверяем. Открываем «Угольную базу России» под редакцией Череповского,том второй. Читаем: «В центрах интенсивной угледобычи (Прокопьевске, Киселевске, Белово, Анжеро-Судженске, Междуреченске, Новокузнецке, Ленинске-Кузнецком, Осинниках) сформировались целые поля техногенных ландшафтов, активизировались опасные экзогенные геологические процессы, преимущественно оползни. Эти почти “мертвые” земли общей площадью свыше 100 тыс. га (сейчас уже больше), сосредоточенные в основном в густонаселенных районах Кузбасса, представляют собой настоящие зоны “экологического бедствия»… Большая доля площадей внешних отвалов объясняется тем, что 80% вскрышных пород при продольной системе разработки вывозится за пределы карьерной выемки. Землеемкость открытой добычи угля в Кузбассе почти втрое превышает среднеотраслевую по России. Текущая землеемкость колеблется от 16 до 30 га/млн. т. добычи. Эксплуатационная землеемкость (площадь нарушений с начала эксплуатации, отнесенная к объему добычи за год) составляет в среднем по разрезам 588 га/млн. т. Высокая землеемкость углеразрезов Кузбасса объясняется значительной долей разрабатываемых угольных пластов наклонного и крутого залегания, несовершенством технологии горных работ и отсутствием жестких нормативов на использование земель»
Ну и надо ли при такой геологии и технологии наращивать открытую добычу? Стоят ли полученные деньги уничтоженных лесов и полей, нашего жизненного пространства?
Не стоят.
Если посмотреть на прибыль добывающих предприятий, то видим странную картину
В Ленинске-Кузнецком, где нет разрезов, прибыль в 2016 г. за 30 миллиардов рублей, а в соседнем Беловском районе (плюс Белово) всего 550 миллионов. В Прокопьевском районе (с Прокопьевском и Киселевском) 6,2 миллиарда, Новокузнецке и Новокузнецком районе 24 миллиарда руб. Получается что шахты Ленинска работают результативнее в финансовом отношении чем разрезы Новокузнецкого, Прокопьевского и Беловского раойнов вместе взятых. Или прибыль скрывается, или ее нет. В любом случае эффективность открытой угледобычи должна проверяться и уточняться и там где она недостаточна рытье ям должно быть запрещено.
В завершение снова процитирую «Веселых насильников Аппалачии»:
«Мы должны решить какую страну желаем оставить будущим поколениям. И если мы верим что будущее возможно, то должны перестать воспринимать страну как корпорацию, чья деятельность просто направлена на ликвидацию активов. Решая надо ли оградить землю от добычи и сколько следует потратить на рекультивацию, мы не должны отбрасывать будущую стоимость земли и математически оправдывать негодное обращение с невозобновляемыми ресурсами. Если мы учитываем только нынешнюю стоимость денег, то нерационально вообще что либо оставлять потомкам. Любые расходы на охрану окружающей среды неоправданы если наша национальная идея состоит лишь в том чтобы обеспечить прибыль угольной промышленности. Такой подход предполагает что прибыль измеренная в неосязаемых долларах более важна чем вода и почва. Человек — часть природы и должен жить так чтобы оставить свою землю и страну будущим поколениям в таком же хорошем состоянии в каком получил. Решение отменить биологические законы не должно приниматься угольной компанией или текущим владельцем земли. Нам нужен уголь сейчас, но мы не можем оставить землю отравленной и бесплодной. Через тысячу лет обитателей Северной Америки, если таковые найдутся, не будут интересовать балансовые отчеты угольных компаний образца 1970 г.»
Поменяйте дату и место и сказанное выше будет также справедливо для Кузбасса.
