Знай наших! Иван Павлович Бардин: «У нас, металлургов, благодарная профессия»

Сегодня свой полувековой юбилей отмечает особенный «новокузнечанин» – бюст Ивана Павловича Бардина. Между прочим, это памятник истории – объект культурного наследия. Наш город заказал его скульптору Сергею Дмитриевичу Шапошникову и архитектору Юрию Николаевичу Гумбургу, которые в эпоху СССР были без преувеличения знаменитыми творцами. Первый – монументалист, автор многих памятников, установленных по всей стране, в том числе и «Матери-Волги». Второй – инженер, придумавший архитектурное решение Братской ГЭС. А ещё к «нашему Бардину», которого по заказу Новокузнецка сделали на Мытищинском заводе художественного литья, приложили руку известные советские резчики по камню Николай Ильин и Николай Инночкин.

Ровно 50 лет назад – 1 августа 1967 года – торжественное открытие бюста главному инженеру Кузнецкстроя стало настоящим праздником трудящихся Новокузнецка, на который собрались тысячи людей. Покрывало с волевого лица, обращённого в сторону проспекта Металлургов, снимал первый секретарь горкома партии товарищ Окушко. Волнительно звучал Гимн Советского Союза. Выступали – ещё живые! – ветераны Кузнецкстроя и даже соратники самого Ивана Павловича. А вдова академика Лидия Валентиновна Бардина с волнением произнесла: «Лишь благодаря советской власти простой крестьянский парень, а затем рабочий смог стать учёным с мировым именем, возглавить академию наук нашей страны».

И ведь Лидия Валентиновна была права на все сто! Будущего выдающегося металлурга, учёного, инженера, академика, вице-президента Академии наук СССР, Героя Социалистического Труда, руководившего Кузнецким металлургическим комбинатом в его первые самые трудные восемь лет, не приняли даже в гимназию. Формулировка отказа была унизительно простая: «Что здесь делать сыну сельского портного?». Впрочем, родные Вани Бардина не расстроились – двоюродный дед, бывший торговцем готовым платьем, «бабенька» да и все остальные прочили мальчику карьеру приказчика, который со временем, как они надеялись, сможет стать владельцем какого-нибудь торгового предприятия.

Одна тётка Александра Михайловна, сначала учительствовавшая на селе, а потом выучившаяся на фельдшерских курсах, твердила о гимназии и, что ещё чуднее, об университете! Племянник тёткин «завет» в итоге выполнил – в 1910 году он окончил Киевский политехнический институт. Правда, «простой крестьянский парень» поступил туда не с первого раза. Но даже это не распахнуло перед ним двери в благополучную жизнь инженерного сословия – Иван Павлович зарабатывал на свой хлеб тяжёлым трудом рабочего на металлургических заводах США и юга России.

«Помню, в молодости я был чернорабочим в Америке, – десятилетия спустя писал академик Бардин, – По десять-двенадцать часов трудились мы в изнуряющем жару. Работали с напряжением, до потери сил, по вечерам лежали пластом, неспособные даже думать. И всё-таки я испытывал какое-то удовлетворение. Вот толкнул раскалённую болванку на валки… и получилась вещь – огненный, постепенно меркнущий рельс или светящийся бич – будущая проволока. Это я сделал рельс, я сделал проволоку из бесформенного куска металла!».

Бардину было двадцать семь лет, когда он впервые увидел металлургический завод. Через восемь лет он стал главным инженером одного из крупнейших металлургических заводов юга царской России. Это оказалось его призванием, которое Иван Павлович смог по-настоящему реализовать именно в СССР. Как-то во время заграничной люксембургской командировки советский инженер встретил одного бывшего коллегу, «сбежавшего» от революции за границу. Разговаривая с Бардиным, он заметно нервничал, так как боялся, что Иван Павлович захочет поселиться в Люксембурге.

Просто в той стране не было места для двух крупных инженеров. Они бы отнимали друг у друга заработок, сбивали цену… А СССР наоборот нуждался в талантливых инженерных кадрах – здесь места и славы хватало на всех! «Партия оказала мне большое доверие – я был назначен главным инженером Кузнецкстроя, – вспоминал Бардин, – Впервые в Сибири, ещё недавно – стране ссыльных, стране, которой пугали людей беспокойных, строился металлургический комбинат, один из крупнейших в мире».

В поезде Иван Павлович почти не отходил от окна. Его, привыкшего к многолюдности и шуму южных дорог, особенно поражала пустынность – людей почти не видно, редкие станции в несколько домиков терялись в бескрайних равнинах. И везде – густая пелена снега, скованные льдом реки. Железная дорога – вот и всё от современности, что он здесь видел.

Ранним утром он вышел из поезда в Новосибирске. Длинные снежные улицы с деревянными домиками. Кое-где добротные каменные дома. В центре – несколько больших зданий, среди которых высилась только что построенная гостиница. На месте, в крайкоме, не было первого секретаря, известного революционера, старого большевика Роберта Индриковича Эйхе. Но Бардин встретился с другими партийцами и по их просьбе подробно рассказал, как он представляет себе будущее строительство. Ведь металлургия для них была совершенно новым, незнакомым делом.

На следующий день Иван Павлович уехал в Томск, где обосновалось Тельбесбюро. Первое знакомство разочаровало – у сотрудников не было опыта большого строительства, о будущем заводе они имели весьма смутное представление. Это были типичные для того времени проектировщики, оторванные от живого дела. Но всё же к приезду Бардина был завершен неплохой ситуационный план строительства завода. А по рудникам были составлены проектные задания.

Из Томска главный инженер отправился в Кемерово, а оттуда в Кузнецк. Ему хотелось посмотреть, как работают в условиях Сибири коксовые печи. Оказалось, сибирский климат вовсе не препятствие для коксохимии – коксохимический завод работал тут так же, как и на столь знакомом ему юге. Побывал Бардин и на Гурьевском заводе, который передавался Кузнецкстрою для помощи в строительстве. Там работали доменная и мартеновская печи, прокатный стан. Это небольшое металлургическое предприятие впоследствии сумело давать строителям Кузнецкого гиганта почти всё необходимое им количество металла.

И вот, наконец, Бардин прибыл на станцию Кузнецк, где его встретил заведующий кузнецкой конторой Тельбесбюро, чтобы отвезти ночевать в единственный двухэтажный барак. Наутро Иван Павлович уже ехал на лошадях осматривать площадку. Кругом расстилалась заснеженная равнина с холмами по краям, и только вдалеке виднелись какие-то домики. Старый возница, неторопливо помахивая кнутом, вёз его мимо «посёлка», представлявшего собой всего четыре дома и конный двор, за которым тянулись беспорядочно разбросанные лачуги.

«Что за места мы проезжаем, дед?» – спросил инженер. Старик ответил: «Да это город-сад». Бардин недоверчиво хмыкнул: «Ты что смеёшься, дедушка?». Но дедушка говорил всерьёз, хотя и перепутал «маненько» – на самом деле место предполагавшегося строительства завода и города называлось «сад-город».

На первый взгляд строительная площадка Кузнецкого комбината Ивану Павловичу понравилась – она выглядела довольно ровной, и к тому же его цепкий инженерный глаз сразу отметил, что по берегам Томи и Кондомы можно добывать камень и песок с гравием для бетонных работ. Только когда глубокий снег сошел, площадка показала все свои пни, бугры и болота, для устранения которых потребовались значительные земляные работы.

Решив, что площадку необходимо связать с железной дорогой, главный инженер Кузнецкстроя, ещё не имевших соответствующих официальных полномочий, заключил договор с местным управлением Наркомата путей сообщения на строительство подъездной железнодорожной ветки. А вскоре Бардин снова появился в Томске, где тут же дал задание Тельбесбюро срочно проектировать жилые бараки для рабочих, хлебопекарни, бани, водопровод.

И сразу же поехал в Москву, где сам подбирал механизмы для строительства, договорился с инженером-металлургом Грум-Гржимайло о проектах кирпичеобжигательных печей и домен, а с академиком Шуховым о проекте здания для 150-тонных мартенов. Ездил Иван Павлович и в Ленинград, куда прибыли американские инженеры и где был составлен протокол, предусматривающий, что годовая производительность будущего завода составит 525 тысяч тонн металла. И только пару месяцев спустя пришёл приказ Председателя ВСНХ СССР о его официальном назначении!

Эта стройка стала одной из самых крупных в мире, одной из важнейших в пятилетке. К ней были прикованы взоры всей страны. Перед отъездом в Кузнецк Бардина пригласил к себе сам председатель Высшего совета народного хозяйства СССР Валериан Владимирович Куйбышев. Высокий партийный деятель расспрашивал Ивана Павловича о Кузнецкой площадке и нельзя ли увеличить размер доменных печей. А на прощание сказал: «Вы имейте в виду, что это глубокая разведка партии и рабочего класса в завтрашний день нашей страны. Это будет замечательное завтра. И это очень почётная задача для инженера. Вам не один из них позавидует». И, протянув Бардину руку, пожелал ему «счастливых успехов».

И «счастливые успехи» не заставили себя ждать! В апреле 1932 года Бардину было присвоено звание академика. С 39-го по 45-й он был заместителем наркома Комиссариата чёрной металлургии СССР. А в годы войны руководил работами Академии наук, направленными на мобилизацию ресурсов восточных районов для нужд обороны страны. Герой Социалистического труда, действительный член многих зарубежных академий и научных обществ, лауреат Ленинской и Государственных премий, награждённый семью орденами Ленина, Иван Павлович Бардин умер в 1960 году. Это произошло во время заседания Госплана СССР – через несколько минут, как он закончил свою речь.

Главный инженер Кузнецкстроя, академик Бардин писал: «Что я видел в жизни светлого, что было у меня самое интересное, увлекательное, волнующее, разнообразное и богатое? Труд. У нас, металлургов, благодарная профессия. Нам дано счастье видеть продукт своего труда, делать осязаемые вещи, превращать бесформенные комья руды в огненно-слепящий металл, в чугун, прокат, литьё, в рельсы, швеллеры, двутавры – вещи нужные, весомые и зримые. Вот эта зримость всегда привлекала меня в металлургии».

И ещё: «Мы заслужили высшую награду: увидели дело своих рук – построенный нами небывалый завод. Могучие доменные печи, шеренги кауперов, коксовый цех, мартеновский цех, химический завод. Это мы, строители, своими руками клали стены, рыли фундаменты, утрамбовывали бетон, сваривали, поднимали, устанавливали металлические конструкции. И вот включён сигнальный рубильник. ЦЭС ответила: «Есть пар». Воздуходувка ответила: «Даём воздух». Кауперы сообщили: «Даём дутьё 500 градусов». А на следующий день из летки доменной печи пошёл сияющий оранжевый ручей – первый сибирский чугун, нашими руками добытый, отобранный у хмурой тайги.

Увидеть результаты работы, дело рук своих – величайшая радость для человека!».

Инга Видалова

NK-TV.COM