ЭТА ИСТОРИЯ НАЧАЛАСЬ В НАШЕМ ГОРОДЕ РОВНО 110 ЛЕТ НАЗАД
В «википедиях» о ней ничего не найдёшь. Грозовые, беспощадные 1920-е и 1930-е уничтожили все архивы удивительной экспедиции 110-летней давности от Кузнецка до Усть-Кабырзы. Всё равно, что она просто потерялась. Но до наших дней дошли около сотни снимков, которые в мае 1913 года сделал её руководитель Георгий Иванов. Беспристрастные, бесценные, единственные – документы далёкого времени. Фотография в Горную Шорию вернётся только на волне великих строек 1930-х годов. А что было до этого – только в записях миссионера Василия Вербицкого да на Ивановских фото.
А БЫЛИ ЛИ ТАЙНЫ?
Чиновник отряда по образованию переселенческих участков Кабинета Его Императорского Величества Георгий Иванов был не только топографом, землеустроителем и землемером, но и действительным членом Западно-Сибирского отдела Императорского географического общества, исследователем и фотографом. Он освоил фотографию ещё в 1900 году и с большим увлечением фотографировал всё, что видел вокруг: поселения, природу, людей.
В то время в России как раз заканчивалась земельная реформа. Ещё в конце XIX века Кабинет Его Величества взялся за порядок на принадлежавших ему территориях Алтайского округа с обустройством землёй и лесом водворившихся здесь крестьян и инородцев. В Барнаульском, Бийском и Кузнецком уездах шли работы по межеванию и образованию переселенческих участков. А в мае 1913 года высочайший Кабинет снарядил экспедицию по рекам Томь и Мрас.
Дождавшись большой майской воды, Ивановская партия выдвинулась из уездного Кузнецка. Шли на шестах вверх по течению, поднявшись по Томи до устья Мраса (Мрассу). А оттуда до Усть Кабырзы – это ещё около двухсот километров – на тяжело гружённых лодках, проталкиваемых по воде шестами, что само по себе требовало непредставимой выносливости. А как добирались обратно – на лошадях или сплавились – осталось загадкой.
Но были ли какие-то загадки на самом деле – неизвестно. Может, ничего особенно таинственного в той экспедиции не было. Только масштаб ивановской партии не может не впечатлять. Так, в один из кадров попали одиннадцать больших длинных лодок. А сколько осталось за кадром? И все лодки были сильно нагружены. Интересно, а что было в этом грузе?
На другом снимке изображены семь солидных людей в форменных фуражках. Это помощники Иванова – топографы, чиновники. Подручных, подсобных рабочих, естественно, было больше в разы. Весь состав экспедиции можно оценить примерно в пятьдесят-шестьдесят человек. Это очень много.
Есть фотография с поваленными вековыми деревьями вдоль широкой просеки. Но зачем эту просеку сделали? Чтобы съёмка лучше получилась? Для какой-то важной дороги? Из какого пункта в какой?
ОДНИ ДОГАДКИ
Сама подборка фотографий удивляет – на них нищие, зажиточные, правду сказать, мало отличающиеся от нищих, чумазые дети в шкурах на голое тельце, босые, все в рванье и заплатках охотники и рыбаки, больные рахитом старики или только кажущиеся стариками. Одного молодого парня Иванов даже несколько раз фотографировал. А ещё Георгий Иванович снимал процессы выделки кож и заготовки дров, а также нехитрые орудия и приспособления для собирательства и охоты. Это уже не топография, а этнография!
От уровня здешней жизни накануне эпохи индустриализации в глазах щекочутся слёзы. Но природа! Нетронутая вековая тайга вдоль берегов, застывших причудливыми, волшебными, точно живыми складками
Край был малонаселённый, беднейший – ни живности, ни огородов не видать. На ивановских фотографиях сразу выделяются даже рабочие из партии – у них хорошие рубахи, сапоги, картузы. Они подкармливали местных измождённых нищенок.
Есть снимки, где видно, как «фуражки» делают какие-то записи, а рядом послушно ссутулились шорцы и среди них старший улуса в шляпе и с медалькой – отличительным знаком такого старшинства. Может, чиновники ведут перепись населения? Чтобы в Кабинете Его Величества знали, сколько народа живёт на этих землях. Всё-таки война не за горами – хотя инородцев в Российской империи не призывали. А вдруг задумывали призывать?
Не исключено, что экспедиция Иванова, и правда, носила военный характер, а чиновники давали подробное описание местности и численности жителей, занимались составлением точных карт. Или Георгий Иванович докладывал, в каком ужасающем, нищенском – за гранью представимого – положении находятся подданные правителя Русской империи?
Всё это только догадки – вернее, загадки, отгадок на которые нет. Архив не сохранился или просто потерялся. Никаких данных об Ивановской партии не существует или их просто не нашли. А ведь это было первое масштабное исследование Кузнецкой земли и даже на сохранившейся сотне снимков видно, какая большая работа была проделана во время той экспедиции.
ГЕОРГИЙ ИВАНОВИЧ
Георгий Иванов родился в 1876-м, когда сонному благополучию необъятной Российской империи, казалось, уж очень серьёзно ничто не угрожает. Тогда каждый знал своё место, сословие, чин, циркуляр. Кто мог, конечно, выбивался в люди. Одиннадцатилетний сынок обычных омских мещан поступил в уездное училище, где показывал примерное усердие, поведение и прилежание – особенно в арифметике и геометрии, черчении, рисовании и чистописании.
А по окончанию полного курса учения Георгий Иванов был назначен старшим межевщиком отряда по образованию переселенческих участков Кабинета Его Императорского Величества. Спустя полтора года он был уже топографом второго разряда без чина, а через два года его перевели во временный штат землеустроительных чинов высочайшего Кабинета для составления и предъявления отводных записей в Алтайском округе.
Переехал по делам новой службы в Барнаул – тогдашнюю окружную столицу. Венчался в местной церкви с учительницей сельского училища Клавдией Васильевной, которую нежно называл Клавдюшей. Получил пожалованные высочайшим Кабинетом 75 рублей «за отлично усердную службу». Дослужился до топографа второго разряда и даже коллежского регистратора. Правда, этот гражданский чин 14-го класса уже не давал права на личное дворянство, но погоны Георгия Ивановича украсила заветная звёздочка, а обращаться к нему теперь было положено не иначе, как «Ваше благородие».
Ну а сразу после экспедиции 1913 года Георгия Иванова представили к ордену святого Станислава третьей степени и откомандировали заведовать лесничеством в округе Семипалатинска. Там-то его и застала Гражданская война и установление власти Советов. Лесничий Иванов жил в казахском Шульбинске и боролся как мог с массовыми порубками леса, который Кабинет Его Величества, по понятным причинам, перестал охранять. Местные крестьяне валили деревья без всякой опаски, обрадованно растаскивая их на постройки и дрова, а Георгий Иванович, писавший, что это приняло ужасающий характер, бил во все колокола.
Его перебросили на заведование Семипалатинским управлением по делам охоты, а в 1922-м он и вовсе оказался безработным. Вернулся в Барнаул, просился контролёром землеустроительных работ Алтайского губернского земельного управления, но получил отказ из-за отсутствия средств на оплату. Наконец, Иванов получил должность землемера при Алтайском губернском отделе коммунального хозяйства. Он занимался съёмкой и замерами, составлял чертежи барнаульских домов, планировку новых городских кварталов и участков под застройку, пашни и огороды.
В мае 1930 года в газете «Красный Алтай» появилось сухое – в пару строк – сообщение: «17 мая в 9 часов вечера скончался Иванов Г. И. Похороны 19/V в 4 ч дня из квартиры Интернац. №164». В архивах Алтайского географического общества тоже сохранилась скромная запись: «…считать выбывшим из состава в связи со смертью 21 мая».
ИВАНОВСКИЕ ФОТОГРАФИИ
На Ивановских фотографиях стодесятилетней давности время будто заколдованное. Бревенчатые избушки, поднятые вверх от мышей и воды. Трогательные шкуры добытого охотой зверья. Самодельные сапоги из тряпок. Палки из гнутого дерева с железной ладошкой на конце, какими копали ещё в начале железного века. Беспомощные, послушные, испуганные человеческие фигурки, утомлённые печальной каждодневностью жизни, уже давно пережёванной землёй, на которой эти люди когда-то жили и рожали детей, ходили за таёжной добычей, занимались нехитрой стряпнёй, скорняжили, умирали.
И ничего не осталось. Только эти щемящие, грустные, заколдованные чёрно-белые снимки 1913 года – переведённые в цифру, они стали практически вечными. Время на них, и правда, словно остановилось, ещё сильнее подчёркивая свою мимолётную хрупкость.
А Усть-Кабырза и сегодня – удивительная! И дорога туда повеселее, чем американские горки. Действительно, потрясает… Вернее – потряхивает! Гравийка под колёсами шуршит, а всё, что находится внутри машин, включая и людей, мелко дребезжит и крупно вздрагивает.
Местные жители вместо общественного транспорта используют лодки – рек тут больше, чем дорог, и добраться до соседней деревни на моторке значительно легче. Эти узкие и нереально длинные лодки только на первый взгляд кажутся не слишком устойчивыми, но на волнах Мрассу они, как рыба в воде.
Природа вокруг практически не тронута цивилизацией. Сладкий запах спелой летней травы, шорохи и звуки окружающей горные склоны тайги, сверкание бьющих из-под земли родников, тёплый ласковый ветерок, заставляющее жмуриться яркое солнце – от этой земли, когда-то принадлежавшей русскому царю, щемит сердце.
Бревенчатые домики, пасущиеся небольшими семейками-улочками на сочной зелени широких горных подножий, змеящиеся внизу поблескивающие на солнце речки, подвесные дощатые мостики, никуда не торопящиеся пятнистые коровки. Хрумкают яркую травку и хвостами лениво помахивают… Лошади в горной реке плавают.
Мрассу – прозрачная-прозрачная и ярко-зелёная от отражающихся в ней солнечно-зелёных гор. В просвечивающих до самого последнего донного камушка Кабырзе и Пызасе плавают шустрые рыбки, которых можно погладить прямо по спинке, от головы до хвоста, как котят. Может, и мурлыкают при этом по-своему, по-рыбьи – кто же рыбий язык понимает.
Говорят, в здешних лесах полно медведей. Над головой сияет голубая бездна нереальных небес, а вокруг застыли сказочные, мохнато-зелёные горы… Будто попадаешь совсем в другой мир. А времени просто не существует.
Инна Ким
