КОММУНА

Четверть века назад в Новокузнецк пожаловали учёные токийского университета Сева Дзеси. Их интересовала толстовская коммуна «Жизнь и труд», существовавшая в Новокузнецком районе в 1930-е годы, так что первым делом в 1998 году японцы посетили село Тальжино, где и сегодня живут потомки коммунаров. Однако неприметный посёлок в получасе езды на машине от Новокузнецка обрёл известность ещё в конце 1980-х годов, когда о нём узнали не только в нашей стране, но и в мире. А уме потому, что в 1988 году, когда повеял ветер перемен, журнал «Новый мир» совершил ранее немыслимое, опубликовав «Рассказ и раздумья об истории толстовской коммуны «Жизнь и труд», написанный публицистом-толстовцем Борисом Мазуриным. Тогда воспоминания тальжинца были перепечатаны во многих странах, включая США, Англию и Японию.

ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ «ЖИЗНИ И ТРУДА»

Борис Мазурин родился в интеллигентной московской семье, был товарищем ближайшего друга Льва Толстого – Владимира Черткова, а в 1921 году возглавил в Подмосковье толстовскую коммуну «Жизнь и труд», которая десятилетие спустя переселилась в Новокузнецк. В 1932 году в ней проживали около 1500 человек. Они поставляли продовольствие строителям Кузнецкого металлургического комбината, помогали детскому саду и больнице, занимали первые места на районной сельхозвыставке по надоям молока и урожайности овощей.

В 1939 году коммуну насильно преобразовали в колхоз, к тому времени её председатель Борис Мазурин уже три года находился в Сиблаге. Он вернулся к семье только в 1946 году. А через три года семьям толстовцев снова пришлось сниматься с обжитого места – на их землях в Абашево обнаружили уголь. Бывшие коммунары перебрались за город и летом 1949 года основали на новом месте поселок Тальжино.

Тальжино по-прежнему окружают зелёные поля, но их уже давно никто не пашет. Здесь пасутся упитанные бурёнки местных жителей. В посёлке при железнодорожной станции живёт около полутора тысяч человек. Дорога в ямах. От старой котельной и новой коптильни стелется чёрный дым.

Тальжинцы младше сорока лет ничего не знают о толстовцах, которые построили их посёлок. Они этим просто не интересуются. Но среди старшего поколения немало внуков членов толстовской сельхозкоммуны «Жизнь и труд». Большинство потомков коммунаров – Мазуриных, Гросбейнов, Андреевых, Шиловых, Москвичевых, Тетеновых, Юминовых, Яровых, Кожухарь, Яким, Совиных, Каретниковых, Зрайченко и других – остались жить в Тальжино либо перебрались в Новокузнецк.

Когда-то толстовцы строились на другой стороне от железнодорожного полотна. Сейчас это поселение с единственной улицей Центральной местные жители называют Ивановкой – по имени председателя бывшего здесь толстовского колхоза. В Ивановке находится дом, который собственноручно построил Борис Мазурин и в котором он жил с семьёй с 1949-го до 1989 года. Ели у калитки вымахали такие, что приходится голову задирать.

А рядышком под весёлыми берёзами стоит дом ещё одного легендарного толстовца – Арона Гросбейна, который в 1933 году вместе с несколькими семьями сектантов и толстовцев приехали в Сибирь по приглашению руководителя коммуны «Жизнь и труд».

КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ

Культурные скиты – так называли свои общины последователи идей русского писателя Льва Толстого – в конце XIX века открывались в Англии и Южной Африке, в Японии и Индии. Разумеется, больше всего толстовских колоний было в Российской империи, но настоящий расцвет ждал их в начале 1920-х годов.

Новую власть и её первые декреты толстовцы восприняли с воодушевлением. В Советской республике сельхозартели и коммуны росли, как грибы после дождя. В 1921 году Борис Мазурин с товарищами организовал в Подмосковье коммуну «Жизнь и труд», арендовав у государства бывшее помещичье имение Шестаковку.

Площадь угодий, в которые входили пашня, луг, парк, сад, кустарник и пруд, составляла вмего 50 гектар. До коммуны там стоял рабочий полк и вёл, очевидно, небольшое подсобное хозяйство, потому что, уходя, они передали толстовцам одну корову – Маруську – и двух семнадцатилетних лошадей – Ворону и Лыску, у которых шерсть вылезла от снадобий против чесотки. Из инвентаря была одна военная двуколка.

Сначала коммунары питались тем, что добирались на старой двуколке до Москвы и там обменивали дрова, от недостатка которых страдали москвичи, на продукты. Но после первого урожая стало вволю картошки, да и Маруська давала немного молока. Общее питание – так все решили – было вегетарианским.

Коммуна собрала вместе самых разных людей – преимущественно молодых. Среди них было немало анархистов и тех, кто в той или иной степени придерживались коммунистической идеологии. Жили весело, трудились с большим подъёмом. Чуть свет вставали, ложились, когда уже совсем темнело. Но всё это тогда не тяготило, и хозяйство быстро шло в гору. Тем более что вначале коммунаров никто не трогал, и они не знали ни прописки, ни налогов.

Толстовцы из Шестаковки построили большой дом с водяным отоплением, общей кухней, столовой и жилыми комнатами. Питание, жильё, освещение и отопление были общими и бесплатными, а на одежду и обувь выдавалось каждому 25 рублей ежемесячно. По вечерам пели песни и плясали «до отрыва каблуков».

РАЗРЕШИЛИ ВЫЕХАТЬ В СИБИРЬ

С началом сплошной коллективизации ситуация резко изменилась: государственные органы ликвидировали толстовские сельхозартели одну за другой. Против последователей Льва Толстого велась настоящая травля, их клеймили как «наиболее вредную секту».

Борису Мазурину предложили заняться организацией колхозов в окрестных селах, но он наотрез отказался. После этого против него возбудили уголовное дело, придравшись к погрешностям в отчетности. Председателю помогли знакомые работники ВЦИК.

Толстовцы решили: всем желающим работать на земле, собраться и переселиться в одно место для «совместной коллективной жизни». Организатором этого переселения стала коммуна «Жизнь и труд», у лидеров которой были хорошие отношения с ближайшим помощником и фактическим секретарём Ленина Владимиром Бонч-Бруевичем и будущим «всесоюзным старостой» Михаилом Калининым.

В 1930 году ВЦИК принял постановление, которым разрешил «единомышленникам Толстого» беспрепятственно выехать в Сибирь, где их ждала богатая, но необжитая земля. Им пришлось оставить свои дома и поля, распродать скот и скарб. Коммунары из Подмосковья выручили за налаженное хозяйство 17 тысяч рублей, продав его психиатрической больнице имени Кащенко.

Последователи Толстого выбрали участок земли на берегу Томи в районе Новокузнецка. Оказавшись на месте, они разделились: уральцы организовали сельскохозяйственную артель «Мирный пахарь», волжане создали общину «Всемирное братство», а шестаковцы зажили своей коммуной «Жизнь и труд», в которой становилось всё больше людей.

СВЕЖИЕ ОВОЩИ ДЛЯ ИНОСТРАННЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ

К осени 1931 года в коммуне насчитывалось более 500 человек. Урожай собрали небольшой, хлеба не хватало, а купить его на рынке коммунары не могли – слишком дорого. Все оставшиеся деньги шли на покупку домов и скота.

Все трудоспособные мужчины выехали на производство в Горную Шорию, строили клубы и железную дорогу. Зарплата, а главное, продукты, получаемые на пайки, сильно снизили напряженность с питанием в коммуне. Но уже в следующем году основной доход толстовцам стало давать овощеводство.

Коммунары снабжали овощами, картошкой и хлебом находящийся неподалёку Кузнецкстрой. Сплавляли продукты по Томи на гарбузе. На берегу выгружали и развозили на подводах по рабочим столовым. Назад гарбузу тянули лошадью.

В то время в Сталинске находились столовые Инснаба, где питались иностранцы, которые строили завод: немцы, бельгийцы, французы. О ценах на свежие овощи они не рядились, так как боялись цинги. В коммуну даже приезжали из горсовета и просили снабжать иностранных специалистов.

Рабочий день коммунаров начинался в три часа ночи и продолжался до заката. И хозяйство росло не по дням, а по часам. Коммунары посадили плодовый сад и клубнику для продажи и для питания детей. Молоко и яйца они тоже продавали и давали детям, так как взрослые были вегетарианцами.

В коммуне жили русские, украинцы, белорусы, поляки, евреи, немцы. Среди них были как последователи Толстого, так и субботники, молокане, добролюбовцы, малеванцы, баптисты. Но все они находили общий язык. Была создана даже группа «ручников», которые не хотели эксплуатировать труд животных, считая, что те должны быть свободны. Они занимались ручным земледелием, с лопатой и мотыгой.

НЕВЗЛЮБИЛИ МЕСТНЫЕ ВЛАСТИ

С самого начала у толстовцев не заладились отношения с Кузнецким райисполкомом. В первый же год тот отдал часть отведённой для коммуны земли под нужды артели «Путь бедняка». Коммунаров лишили льгот, которые полагались по закону переселенцам, включив их хозяйство в общий план налогов и поставок. В разгар лета, когда надо было косить сено и строить дома, и каждый человек был на счету, сельсовет под угрозой уголовной ответственности требовал выделить в распоряжение Сибстройпути на различные работы людей и лошадей.

Толстовцам предъявляли непосильные планы. По заданию требовалось сдать 120 центнеров пшеницы, а они собрали 50, требовали сдать 100 тонн сена, а коммунары заготовили всего 50, из тринадцати дойных коров забрали семь. Кроме того, коммуну обязали внести более шести тысяч рублей на акции Тракторцентра, займы, культсбор и т.д.

А в ноябре 1931 года Кузнецкий райисполком распустил коммуну «Жизнь и труд». Но снова помогли знакомства в Президиуме ВЦИК, который постановил отменить это решение. Михаил Калинин лично настоял на освобождении коммунаров от любых взысканий вплоть до урожая 1933 года.

Благодаря этому толстовцы в Новокузнецке, к тому времени названному в честь «отца народов» Сталинском, смогли обустроиться. За пять лет жизни в Сибири коммунары построили 35 жилых домов, столовую, баню, провели водопровод. В коммуне «Жизнь и труд» были детский сад и ясли: дети находились под наблюдением воспитателя, с которым они гуляли, ходили на речку и на огороды, где работали женщины. У коммунаров были библиотека, радио, музыкальный кружок.

Среди толстовцев находились люди со средним и высшим образованием, и это помогло организовать свою школу, где дети учились по тогдашним учебникам и программе Наркомпроса – «за исключением того, что несовместимо с убеждениями членов коммуны, как единомышленников Толстого». Заведующего Сталинского Гороно даже вызывали в Москву, где ему объявили официальное разрешение на работу школы толстовцев. А после очередной попытки её закрыть из Москвы пришла подписанная секретарём ВЦИК телеграмма о продолжении занятий.

ИЗ КОММУНЫ В КОЛХОЗ, ИЗ КОЛХОЗА В СОВХОЗ

В 1936 году начались первые аресты. Бориса Мазурина, Дмитрия Моргачева, Гюнтера Тюрка и других коммунаров рассадили в разные общие камеры Старокузнецкой тюрьмы. Свидания с жёнами разрешали раз в месяц. Из-за тесноты спали по очереди.

Как и все толстовцы, они были убеждёнными вегетарианцами, но, разумеется, никто их овощами и кашами не кормил. Было мясное и рыбное варево из общего котла. Не хочешь – не ешь. Сидели вместе с рецидивистами. Было сильно накурено – у учителя Тюрка очень страдали больные лёгкие.

«За контрреволюционную деятельность и организацию нелегальной коммуны» с 1936 по 1940 год были арестовано и осуждено 65 человек. В лагерях погибли 24 коммунара. А когда шла Великая Отечественная, в тюрьмы и лагеря отправились ещё более 100 человек – за «непротивление злу насилием» и отказ носить оружие.

В 1939 году коммунаров насильно записали в колхоз с тем же названием «Жизнь и труд», а через десять лет на его землях обнаружили богатейшие залежи угля. В конце 1940-х годов там построили несколько шахт, тогда же вышло постановление за подписью Сталина о переселении колхоза толстовцев.

Шахты взяли постройки коммунаров, а взамен те получили деньги и лес для строительства на новом месте, расположенное на другом берегу Томи. За два года посёлок со школой, магазином, кузницей, клубом, лесопилкой и колодцами был готов. И толстовский колхоз опять зажил полнокровной жизнью.

А в 1957 году ставший одним из первых в СССР колхозов-миллионеров преобразовали в совхоз, забрав у людей без оплаты все их имущество – скот, инвентарь, постройки. Толстовцев старались обмануть, с них брали непомерные налоги, оставляли без пенсии.

СКВОЗЬ СТРАСТИ С УЛЫБКОЙ И ЛЮБОВЬЮ

Родившийся и выросший в коммуне, а позже переехавший в Новокузнецк Борис Аронович Гросбейн был учителем новокузнецкой школы №96. Став её директором, он в 1993 году открыл экспериментальные классы, работающие по концепции и программам «Школа Л.Н. Толстого», а также создал школьный музей толстовской коммуны.

Заслуженный учитель РФ не только сохранил, но и преумножил ценнейший архив своего отца Арона Гросбейна о толстовском движении в Кузбассе начала и середины XX века. В нём насчитывалось около 2000 редких экспонатов, материалов и документов.

Именно этот архив и исследовали японские учёные, прилетевшие в Новокузнецк в 1998-м. А в 2000 году часть его экспонатов с большим успехом экспонировалась в Токио, где также была издана книга «Сквозь страсти с улыбкой и любовью», посвящённая новокузнецкой коммуне толстовцев.

Борис Гросбейн организовал посвящённую коммуне экспозицию в Центральной городской библиотеке Новокузнецка. Сегодня здесь находится его уникальный архив. А вот толстовской школы и школьного музея, посвящённого коммуне «Жизнь и труд», давно нет. Их закрыли новокузнецкие чиновники.

Памятная доска коммуне «Жизнь и труд» появилась в Тальжино только в 2012 году. Её разместили на фасаде маленького сельского клуба в Ивановке. Он такой старый, что создаётся ощущение, будто его построили ещё толстовцы, перебравшиеся в эти места в 1949 году. Здесь находится архив публициста-толстовца Бориса Мазурина, который его родственники передали в ДК.

Инна Ким