ФОРМА счастья: на выставке Сибирского центра современного искусства

Помните, в детстве, все мы бегали и орали? Да просто так. От почти непереносимого ощущения чудесности собственного существования. Казалось, миром можно любоваться и играть – как диковинной игрушкой. Похожий детский восторг захлёстывает меня на новой «ФОРМЕ» – декоративной. Здесь как нигде мгновенно понимаешь: зачем нужны дети, солнце, цветы – и художники. Что за нелепый вопрос! Конечно же, чтобы радовать!

Ну что, поехали?

Или полетели?

Прямо в детство! Где наступающая зима пела тоненько и нежно, как комарик: сладким скрипом санок на снежной тропинке; звонкой чернотой родного морозного неба, усеянного блёстками звёзд; предвкушением Нового года.

Точь-в-точь на трогательных эмалях Надежды Булатовой из Екатеринбурга!

А под звёздами – как уотерболл на ладошке – стоял игрушечный домик художки. Потряси – и вниз посыплются крохотные мохнатые снежинки. В окнах густой тёплый свет. А внутри – шуршание кистей по ватману. Мой карманный рай: мольберты, драпировки, бутафорские фрукты для натюрмортов, гипсовые древнегреческие головы, нарядные баночки вкусно пахнущей гуаши.

Но начиналась новая весна, и вчерашние сугробы сжимались, превращаясь в шуршащие сахарные россыпи острых льдинок-ловушек. Зачерпнёшь, чтобы разглядеть: в каждой стучится, пытаясь вырваться, пойманное солнце.

Мои пальцы до сих пор помнят, как нянчили беззащитную шелковистость весенней вербы: распушившиеся почки походили на крошечных нежных детёнышей каких-то невиданных зверьков.

Весной даже девочки приходили домой, как чумазый герой красноярской художницы Марии Вороновой!

Что уж говорить о мальчиках… О, у них были жестокие игрушки!

Чтобы произвести на меня впечатление или просто так, из любви к уничтожению, мои дворовые приятели однажды опустошили сорочье гнездо и принесли мне свои трофеи. Я вертела виноватыми пальцами пятнистое голубое яичко, не зная, куда его деть, – и страшась быть осмеянной.

Вообще-то я любила животных – всех без разбору! Львов, оленей, енотов…

А самым важным человеком в моей жизни (после мамы), конечно же, была бабушка! Мы приезжали к ней в гости в далёкий уральский городок. У бабушки были абсолютно белые волосы, а на круглом трёхногом столе в зале лежали огромные бордовые яблоки. И это – белое и красное! – поразило меня, пятилетнюю, в самое сердце.

По-моему, на маленькой плакетке «У бабушки» художницы из Рыбинска Ирины Воробьёвой вышло очень похоже!

Чужой дом. Незнакомая женщина с улыбающимися молодыми глазами и ужасно старыми (седыми) волосами. Всё это было каким-то удивительным, даже таинственным и пугающим. Но тут бабушка прижала мою голову к своему большому животу. И я сразу же узнала её запах, который, оказывается, остался в памяти ещё с тех пор, когда мамина мама приезжала со мною нянчиться.

Года через три мама, уже одна, ездила на бабушкины похороны и привезла домой самодельный вельветовый кошелёк (жёлтый с зеленоватыми цветочками), который долго сохранял запомнившийся мне запах. Я забиралась в шкаф и нюхала сшитый бабушкой кошелёк, недоумевая, почему она исчезла, а её запах остался. Я думала-думала. Удивлялась. Был человек и вот однажды его просто не стало. Остановилось сердце, он перестал волноваться, мечтать и дышать. Но куда исчезает человеческое дыхание?

Или вот: почему это люди говорят: белый снег, белая зима, голубое небо? Ведь они разноцветные!

Мир в детстве вообще был невероятно ярким – как «стеклянный» Байкал Ларисы Малкиной из Иркутска!

Белым было лето: непроглядно-белое кружение гладкокожих звонких берёз в прохладной роще; летящий слипшимися мягкими хлопьями невесомый белый пух – одуванчиков, тополей. Помню, как я изнемогала от белого летнего солнца, лёжа с книжкой на белом одуванчиковом поле. По страницам моей книжки скользили таинственные отражения местного микрокосмоса.

Меня отсюда, под одуванчиками, никому не видно – как под одеялом девчоночьих снов. А я вижу всё: отважные цветочные стебельки, упрямых муравьёв, небо, попавшее в завораживающую паутину сахарно-тающих облаков!

А как много тогда было света! И страшных тайн, и близких звёзд. Но всё-таки главным был свет. Он наполнял мир, как летучий газ из воздушных шариков или как щекотные золотые пузырики газировки. Обсыпал меня волшебной пыльцой и отрывал от земли, едва я зажмуривалась. Казался невозможным, ослепительным взрывом – даже если закрыть глаза.

Детство – как лампа дневного света: она выхватывает и окружает нестерпимым сиянием; ослепляет и рождает мельтешение разноцветных фигур и пятен; а нередко – режет глаза и выбивает слёзы. Но стоит щёлкнуть выключателем – и обрушивается непроницаемая бархатная чернота, в глубине которой прячутся улыбающиеся или страшные истории. И ни за что не угадать – какая приснится. Но так даже интереснее!

Бывало, на берегах моих снов я играла со сказочными существами, в чью завораживающую реальность верила бесповоротно. В благодарность они становились моими друзьями.

Они были как «малыши-инопланетяне» из серии «Рожки да ножки» иркутского художника Григория Свердлова, которых ужасно хочется взять на ручки, потискать и побайбайкать.

И как «Мифологические существа» Айгуль Тархановой из Тюмени!

Речные духи…

Единороги…

Женщины-птицы…

«Кэрроловские» королевы…

Мечтательные поросята-звездочёты…

И, понятное дело, белые «ведмеди» – как на волшебной тарелочке Анны Белоусовой из Екатеринбурга!

И правда, что же ты, глупышка, не спишь? Послушно закрываю глаза: снег, сполохи полярного сияния, ласковые мамины лапы, качающие глупенького медвежонка… И уже невероятной нежностью несёт не пойми куда – как Умку на льдине!

Видимо, во взросление… Всё-всё, что я бессознательно накапливала внутри и что во мне оставалось – головокружительные шёпот и свет гигантского мира, голоса и шаги со дна колодца-двора, мои сны и мечты, чувства и мысли, моё счастье и горе, даже размытый мираж далёкой непременной смерти, – нежданно собралось в одну точку. Как в ослепительную вспышку молнии.

Сейчас, сейчас… Я ощущала это жестяным привкусом неотвратимо приблизившейся грозы… Начнётся что-то настоящее! Моя неведомая жизнь.

Гравитационное излучение уже отделилось от вещества. И вселенная увлечённо строила себя из подручного материала.

А потом наступили девяностые: весёлое и страшное время колокольчиков – как на диковинной картине из платков питерской художницы Ирины Яблочниковой.

Помню, я была убеждена, что это навсегда – эгоистичная физическая радость простых движений меня в безостановочно движущемся мире. Я тогда с недоверием смотрела на женщин за сорок. Некоторые из них были даже по-своему красивыми, увереннее и красивее меня, но все – непредставимо старыми. Уж я-то никогда не постарею. И сорок мне ни за что не будет – в это невозможно поверить.

И вот мне сорок и даже за. Я иду по межрегиональной художественной выставке «ФОРМА 2.0 Декоративное искусство» и улыбаюсь.

А в это время мой «внутренний ребёнок», который, оказывается, никуда не делся и даже ни на миллиметр не вырос, безостановочно бегает по гигантскому – три тысячи квадратов! – выставочному павильону… И орёт от радости! Да просто потому что я есть. И могу любоваться миром. Круто!

Свет наполняет меня, как летучий газ – воздушный шарик. На моих невидимых никому крылышках искрится волшебная пыльца… Динь-Динь!

И знаете что? Я запросто могу подпрыгнуть и взлететь. В любой момент. Прямо под крышу. И коснуться замерших там ангелочков.

Инна Ким

NK-TV.COM